По велению Чингисхана. Том 1. Книги первая и вторая
Шрифт:
Приближенные тойоны начинали коситься на него, полагая, что Хан занимается пустым. Зато потом, когда, отступая, как бы спасаясь бегством, со взгорья, к которому хорошо знали подступы, встречали уверенных, потерявших бдительность тайчиутов лучники, а затем, подобно камнепаду, обрушивались верховые – все стали осматривать и ощупывать каждый камень. Затем эта тактика стала существенной частью и большой войны, обеспечивающей успех.
Мать – великий стратег, всего более она печется о ближних, о своем роде. Но, может быть, умение зрить через расстояния
Так или иначе, но мысли о создании тайной ставки приходили и ему в голову, только он никак не мог понять: как ее можно в степи спрятать?!
– На лошадях горы перейти трудно, людей можно отправить по реке… – продолжала мать. – По течению они доплывут быстро.
– Да, но как возвращаться?
– Зимой, когда река встанет. На оленях, как делают это тамошние племена.
Тэмучин поставил пиалу. Мать подлила ему пахучего зеленого отвара, чуть заполнив дно.
– А не случится ли так, – вновь засомневался сын, – что тот род, который поселится в северной ставке, поневоле оторвется от всех остальных? Пустит корни и заживет своей жизнью?
– Видимо, нужно будет менять людей. И каждый раз с отправляющейся партией главной ставки назначать нового человека.
– Выходит, в ставке вместе с семейством Хана будет проживать то один, то другой род. Представители разных родов также станут поочередно и главой ставки. Тогда каждый род почувствует себя приближенным к Хану и кончатся извечные раздоры из-за желания сделать главой ставки своего человека?
Мать улыбнулась догадливости сына.
Тэмучин же снова подумал о том, что как он был перед матерью младенцем, так им и остается. Без нее, наверное, уже давно бы выбился из сил и ничего толкового бы не сделал, ибо тяжела эта ноша – объединять разношерстный народ. Но расслабляться нельзя, даже имея такую опору! Боги помогают только идущему, вкладывают мысль – ищущему.
– Не слишком ли ты приближаешь к себе своих военачальников? – посмотрела внимательно мать.
И об этом он тоже думал! Но как иначе, когда столько путей пройдено бок о бок?! Как он может быть недоступным с Джэлмэ, Мухулаем, Боорчу, Хубулаем, Борохулом, Сиги-Кутуком, а из молодых – с Джэбэ и Сюбетеем?! Если как на духу, то он и Ханом-то себя не чувствует, скорее – военным вождем.
– Вершина одна. Даже самые приближенные к тебе люди должны помнить, что вершина монголов – это их Чингисхан. Тогда они будут понимать тебя с полуслова, ловить твои мысли с полувзгляда и делать, о чем ты еще только хочешь подумать!..
В самом деле, кто из великих тойонов войска Чингисхана может угадывать его мысли?
Пока всех, включая самого Тэмучина, явственно опережала мать.
Не успел Чингисхан откинуть полы своего сурта, как Борте, жена его, прильнув ласково к груди, завела речь, будто слышала его разговор с матерью:
– Приходил Сюбетей, и этот мальчишка так тебя запросто спрашивает, как равного! Чингисхана ему, видите ли,
Тэмучин провел ладонью по ее волосам, поглядел с улыбкой. И вдруг с какой-то внутренней оторопью, как от прикосновения к тайному, в лице жены отчетливо разглядел черты матери: с годами сноха делалась все более похожей на кровь! Удивительно, как повторяются времена, как минувшее прорастает в будущем.
Когда-то его отец, легендарный батыр Джэсэгэй, отобрал силой жену у одного из молодых меркитских вождей. Злопамятные меркиты долго ждали отмщения, которое наверняка придумали в свою бытность еще старейшины рода.
И вот уже у него, Тэмучина, сына Джэсэгэя и Ожулун, налетом выкрали жену, когда он привез ее в стан. Борте познала плен…
Правда, в отличие от меркитского вождя, примирившегося с положением, ему, Тэмучину, удалось вернуть судьбу в свое русло. Мать тогда так и сказала: «Не отстоишь судьбу, так она и закрутит, утянет в свои темные воды, будто в омут!»
– Как дети? – спросил муж.
– Что им, детям! По степи на лошадях наперегонки носятся.
– А младший где?
– С ними, где ему еще быть.
– Он что, уже умеет сидеть в седле?!
– Вот, отец! Расскажи кому, не поверят. Да он еще ходить не умел, а уже в седле держался!
И от смеха ее звонкого, от порывистого прикосновения руки захолонуло сердце, до немоты обожгло неодолимое желание, страсть…
И, как всегда в такие мгновения, резанула боль, изъедающая душу ревность к тому поганому меркиту, который обладал ее телом, таким родным, принадлежащим только ему!..
Мать всегда решительно защищала невестку: «Меня лучше укоряй! Она расплатилась за мой грех… Тебе ли объяснять, что человек в плену неволен. Только последний дурак попытается привлечь человека к ответу за действия в подневольном состоянии».
К Борте, особенно на людях, он был внимателен, уважителен, чтобы ни одна собака в степи даже подумать о ней худого не посмела!
– Скоро тебе с детьми придется уехать, – сказал Чингисхан, еще раз с признательностью подумав о проницательности и дальновидности матери. – Северная ставка необходима.
Хан велел вызвать из сурта, где проходил совет, трех человек: Мухулая, Хубулая и Джэлмэ.
– Как вы думаете, – начал он издалека, – что попытаются сделать найманы прежде всего?
– Они считают себя сильнее, – ответил Джэлмэ, – поэтому, скорее всего, ударят по нашему головному войску.
– При количестве их войска, которое превосходит наше в несколько раз, – принялся размышлять Джэлмэ, – они пойдут на нас со всех сторон.
– Я бы на их месте, – высказался Мухулай, – при их количестве и силе сразу же напал на ставку…
Хан обвел военачальников пытливым взглядом и улыбнулся:
– Да, их больше, они сильны. Мы должны быть быстрее и предусмотрительнее. Поручаю вам к вечеру решить: где может располагаться ставка? Я сказал.