По велению сердца

Стил Даниэла

– Посмотрим… — тихо ответила она, свернулась калачиком в его объятиях и, блаженно улыбаясь, подумала, что это самые счастливые дни в ее жизни, во всяком случае — за последние годы.

Шла третья неделя пребывания Хоуп в Ирландии, когда Финн удивил ее, предложив провести уик-энд в Париже. У Хоуп и в мыслях не было куда то поехать, но неожиданно эта идея ей понравилась. Финн забронировал номер в «Ритце», ее любимом отеле, и в конце недели они вылетели во Францию. На обратном пути они решили заехать в Лондон, что устраивало Хоуп, так как ей нужно было встретиться с куратором фотовыставок в галерее «Тейт Модерн». Накануне отъезда она позвонила и назначила встречу, чем очень обрадовала куратора.

В Париже все было чудесно.

Номер в «Ритце» оказался небольшим, но удобным и даже элегантным, они часами бродили по городу, перекусывали в прелестных старых бистро на Левом берегу, заходили в антикварные лавки, подыскивая что нибудь для Блэкстон-хауса. Им было очень хорошо вдвоем в Париже — как и всюду, где они были вместе. Но романтичный Париж был особенным городом, созданным для любви и влюбленных.

– Никогда в жизни меня так не баловали, — сказала Хоуп, сделав попытку заплатить за ужин, но Финн не позволил. А вот расплачиваться за покупки для его дома в Ирландии он ей позволял. И хотя Хоуп не считалась с расходами, видеть некоторую прижимистость Финна ей было неприятно. Она знала, его книги хорошо продаются, но, — говорила себе Хоуп, — у него еще есть сын, которого надо содержать и платить за университет. Обучение сына целиком лежало на Финне, и даже в Ирландии, не платя налогов, содержать такой большой дом, как Блэкстон-хаус, было весьма накладно. У нее же от Пола после развода было достаточно денег. Подчас Хоуп чувствовала особенно остро неловкость от того, что не помогает Финну больше, чем он позволяет. Как-то за обедом Хоуп попробовала объясниться на этот счет.

– Ты вряд ли позволишь мне взять на себя часть расходов, — мягко заговорила она, — но мне после развода досталось целое состояние. Пол как раз продал свою компанию, и теперь, когда Мими нет, ни ему, ни мне, по большому счету, эти деньги не особенно нужны. Пол большую часть времени проводит на яхте, да и мои расходы невелики. И я бы хотела, чтобы ты позволил мне делать свой вклад в общий бюджет.

– Это не в моих правилах, — твердо сказал Финн и спросил неожиданно: — Теперь, после смерти Мими, кому ты предполагаешь оставить наследство? — Вопрос Финна удивил Хоуп, хотя, по правде говоря, она и сама не раз задавалась им. Близких, кроме Пола, у нее не было, но, будучи на шестнадцать лет старше и с неутешительным диагнозом, вряд ли он ее переживет, как ни грустно это сознавать. А ведь все деньги достались ей от него. При разводе она получила от Пола целое состояние, и как Хоуп ни сопротивлялась, он настоял на своем, твердя, что намерен обеспечить ей безбедное существование на всю ее жизнь. После его смерти все состояние Пола должно было перейти к ней.

– Не знаю, — честно призналась Хоуп. — Может, Дартмутскому университету — в память об отце и о Мими. Или Гарварду. Ты знаешь, мне оставлять наследство некому. Сейчас я ежегодно жертвую приличную сумму на благотворительность — в те проекты, в которых вижу смысл. В Дартмуте я основала стипендию имени Мими, ведь она там училась, еще одну — в Нью-Йоркской балетной школе. Я долго не могла привыкнуть к тому, что у меня столько денег. Мне столько и не нужно. Когда мы разводились, я говорила об этом Полу. Я живу скромно, а от родителей я унаследовала достаточно, чтобы содержать дом на Кейп-Коде. Мне даже как-то неловко владеть таким состоянием. Наверное, кто нибудь другой мог бы им распорядиться с большей пользой.

Финн рассмеялся и сказал:

– Мне бы твои проблемы! Я все только собираюсь начать откладывать на реставрацию дома, но когда я оплачиваю все расходы и учебу сына, содержу несколько домов… Ну, ладно, ладно, пусть не несколько, а два, — поправился он. — Но я все равно приведу этот дом в порядок!

Хоуп хотела помочь ему в этом, но полагала, что не следует опережать события. Всего два месяца, как они вместе, а это срок небольшой. Вот пройдет время, и, если между ними все будет хорошо, она на равных с Финном разделит все расходы.

В

свой последний вечер в Париже они гуляли по Тюильри, были в Лувре, вернулись в «Ритц» поздно. Уик-энд прошел божественно — как и все, что они делали вместе. Они заказали ужин в номер и насладились в полной мере роскошью этого шикарного отеля. А наутро сели в лондонский поезд и уже к полудню были в доме Финна. Хоуп была рада снова оказаться в этом доме — ведь именно здесь она впервые увидела Финна и провела фотосессию. Как она тогда и предполагала, в результате получилось несколько великолепных кадров, из которых Финн выбрал один, наиболее удачный, для новой книги. Остальные Хоуп напечатала и вставила в рамки — для него и для себя.

После обеда у Хоуп была встреча в галерее, и она с изумлением заметила, что Финн начинает нервничать.

– В чем дело? — спросила она за ланчем. Финн снова потчевал ее своим потрясающим омлетом. — Тебя что то раздражает?

Финн явно дулся.

– Нет, мне просто непонятно, зачем тебе встречаться с этим куратором.

– Затем, что в будущем году мне обещана ретроспективная выставка, — терпеливо ответила Хоуп. — Это не шутки, Финн, это моя работа, и я дорожу ею.

– Могу я поехать с тобой? — с надеждой спросил он, но Хоуп отрицательно покачала головой.

– Это будет выглядеть несерьезно, у нас деловая встреча и профессиональный разговор.

– Скажешь, что я твой помощник. — Финн раздражался все больше.

– На встречи с кураторами помощников не берут — только на съемку. — В ответ Финн пожал плечами и больше не произнес ни слова до самого ее ухода.

– Когда вернешься? — ледяным тоном поинтересовался он.

– Как получится. Обещаю не задерживаться. Если хочешь, поедем вместе, ты можешь походить по музею, пока мы будем обсуждать проект. Музей отличный. — Финн молча покачал головой. Хоуп направилась к двери, провожаемая холодным взглядом Финна, и чувствовала себя виноватой за то, что оставляет его одного, хоть и понимала всю нелепость ситуации. Финн хотел вызвать у нее это чувство, и это ему удалось. В результате встречу она скомкала, какие то вопросы так и не задала, но через два часа уже была дома. Финн сидел на диване с книгой в руках и был мрачнее тучи. Когда Хоуп вошла, он поднял на нее угрюмый взгляд.

– Ну что, быстро я вернулась? — не без сарказма спросила Хоуп. Теперь раздражена была она — из за того, что ей пришлось спешить, чтобы только не заставить его ждать слишком долго. Он лишь пожал плечами. — Почему ты себя так ведешь? Тебе же не четыре года! Как ребенок, ей-богу. Пойми, у меня есть работа. У тебя, кстати, тоже. Но это не значит, что я тебя не люблю.

– А почему тогда ты не могла взять меня с собой? — с обидой спросил он.

– Потому что мы взрослые люди, у каждого из нас своя жизнь, свои дела. Я тоже не всегда могу разделять твои заботы.

– А я бы этого хотел. Ты для меня всегда желанная спутница.

– И ты для меня. Но этого куратора я не знаю, и я не хотела, чтобы он принял меня за дамочку, которую даже на деловую встречу сопровождает поклонник. Это несерьезно, Финн!

– Но мы же вместе, правда? — продолжал твердить он, раздражая ее все больше. У нее не было причин чувствовать себя виноватой, но ему удалось испортить ей настроение! Это несправедливо. Она его тоже любит, но он ведет себя как капризный ребенок.

– Послушай, Финн, мы не сиамские близнецы. — Хоуп боялась, что Финн снова начнет проповедовать свою теорию «единения», которую она не может принять. Финн не хочет понять, что им, взрослым людям, невозможно все время ходить за руку. Он, например, не может присутствовать на ее фотосессиях, а она не может вместе с ним писать книгу. И как бы ему этого ни хотелось, они не одно целое, они два самостоятельных человека. Для Хоуп это было естественно, для Финна — нет. — Это не значит, что я тебя не люблю, — с нежностью проговорила она, но Финн уткнулся в книгу явно обиженный.