По волнам жизни. Том 1

Стратонов Всеволод Викторович

– Троцкая! Троцка-ая!!

Не один раз возвращался я домой совершенно охрипшим из-за этой самой Троцкой.

Здесь же, в Русском театре, постоянно гастролировала малороссийская труппа «батьки» Кропивницкого [108] . По местным условиям, благодаря наличию боевых украиноманов, она всегда имела сборы. Ее возглавляли блиставшая талантом М. К. Заньковецкая и затем Н. К. Садовский. Выдающимися артистами были и братья Садовского: по сцене Саксаганский и Карпенко-Карый; последний был одновременно и драматургом, пополнявшим репертуар малороссийской труппы. Но наибольшим из них успехом пользовался Садовский, выступавший в ролях героев. Он был тогда красивый высокий мужчина, особенно эффектный в театральных «лыцарских» запорожских костюмах [109] .

108

См. запись В. В. Стратонова от 27 января 1888 г.: «В Одессу приехала труппа Кропивницкого, которою я так увлекался летом в Екатеринодаре. Сегодня иду на “Запорожца за Дунаем”» (НИОР РГБ. Ф. 218. Карт. 1068. Ед. хр. 2. Л. 86).

109

Много лет спустя я встретил Садовского, в 1925–1926 гг., в эмиграции.

Мы с ним жили в Горных Черношицах, под Прагой, и я возобновил старое знакомство. Садовский был уже стариком под семьдесят лет; он, однако, был еще очень бодрым. Казалось, он готов и сейчас на любую героическую роль. В эмиграции Садовский организовал и обучал малороссийскую любительскую труппу. Выказал он себя теперь непримиримым русофобом. Вскоре уехал в советскую Россию, где его, по слухам, обласкали. Садовский умер в феврале 1933, 76 лет от роду, после 50 лет артистической деятельности.

М. К. Заньковецкая не умрет в истории русского театра. Она буквально очаровывала. Как-то на сцене я получил от Садовского рисунок «пiвня» [110] , которого рисовала по своей роли в одной из пьес Заньковецкая. Долго сохранял я эту театральную реликвию… [111]

Позже излюбленным для студенчества театром сделался, конечно, Городской. Здесь каждый сезон бывала столь любимая тогда одесситами итальянская опера, и состав ее часто бывал действительно блестящим. Итальянцы оставались весь сезон. Только весной или великим постом их сменяли приезжавшие на гастроли из Петербурга или Киева русская опера или русская драма.

110

петуха (укр.). В пьесе И. Карпенко-Карого «Безталанна» (1884) София говорит Гнату: «Дивись, я зараз пiвника намалюю», на что тот возражает: «Хiба це пiвник? Це голуб!»

111

Ср. запись В. В. Стратонова из дневника от 8 марта 1888 г.: «6 марта был на спектакле малорусской труппы “Безталанна”. Заньковецкая своей игрой произвела глубокое впечатление. Я пошел на сцену и добыл себе на память лист с нарисованными на нем рукой Заньковецкой голубями. ‹…› Вечером отправился на вокзал, где студенты устроили овацию уезжающим Заньковецкой и Садовскому. Заньковецкую осыпали зеленью и листиками с прощальным стихотворением, затем проводили ее криками “ура”, бежа за поездом. С Садовским же беседовали час, пили пиво, потом же проводили его с такими же овациями, предварительно его покачав» (НИОР РГБ. Ф. 218. Карт. 1068. Ед. хр. 2. Л. 92).

Театры передавали в университет ежедневно по несколько десятков дешевых билетов. Эти билеты распределялись между желающими, а если их бывало много, устраивался розыгрыш. В городском театре первый ряд галерки в драме стоил: против сцены – 50 коп., а сбоку – 25 коп. Студентам же эти билеты продавались за полцены. Между тем, это были кресла с плюшевой обивкой…

Итальянцы

Я знал тогда итальянский язык [112] , что было редкостью среди студентов. Поэтому в университете на меня часто возлагалось общение с артистами, при приглашении их на балы, участвовать в концертах и т. п. Мне приводилось при этом бывать у них и на дому. Итальянцы с представителем студентов очень любезничали.

112

Из дневников Стратонова следует, что с итальянскими певицами он разговаривал на французском языке, причем в своих записях неоднократно сетовал, что плохо владеет им.

Артистка Д[амери]ни, певшая при антрепренере Сетове, говорила:

– Попросите импресарио, чтобы он ангажировал меня на следующий сезон. Если попросят студенты, он, наверное, пригласит!

При этом – очаровательная улыбка и на память свой портрет с чувствительной надписью.

– Хэ, хэ! – смеялся старый лукавец Сетов. – У Д[амери]ни молодежи есть чем поживиться! Не строгая…

На оперной сцене выделялась примадонна Гверчиа. Это была красавица: высокая стройная итальянка, но с несколько надменным лицом. Говорили, что Гверчиа получила первую премию на конкурсе красавиц в Спа [113] . Она обладала меццо-сопрано. Гверчиа не была блестящей артистической звездой. Однако недостаток таланта искупался в глазах публики ее красотой. Особенно эффектной была она Амнерис в «Аиде» [114] . Студенты завидовали мне, когда я восседал у Гверчии в ложе бельэтажа или посещал ее в уборной. По совести, к зависти повода не было [115] .

113

Первый конкурс красоты состоялся 19 сентября 1888 г. на бельгийском курорте Спа, но победительницей стала Берта Сукаре, 18-летняя креолка из Гваделупы.

114

«Аида» – опера Д. Верди, впервые поставленная в 1871 г. в Каире; Амнерис – дочь фараона.

115

См. запись Стратонова в дневнике от 8 марта 1888 г.: «Сегодня утром я с товарищем Орбинским отправился к примадонне итальянской оперы Гверчиа, привилегированной красавице, получившей серебряную медаль на 2-х выставках красавиц, и получил от нее карточку с надписью: “Olimpia Guercia ci M-er Vsevolod Stratonoff”» (НИОР РГБ. Ф. 218. Карт. 1068. Ед. хр. 2. Л. 92). О ней же Стратонов пишет 17 ноября: «Вчера порядком кутнул. Был студенческий вечер. Не танцевал, по болезни ноги. В дивертисменте участвовала примадонна итальянской оперы красавица Гверчиа, о которой я уже упоминал по поводу посещения ее мною и Орбинским. Вчера возобновил знакомство, ухаживал за нею вечером и в заключение провел ее под руку до кареты при овациях в ее честь публики и студентов. Получил, вместе с некоторыми другими студентами, приглашение быть у нее. Воспользуюсь этим приглашением». А 19 ноября Стратонов помечает: «Был сегодня вечером в опере. Шел бенефис любимой студентами примадонны Катаньо. ‹…› Во время антракта я зашел в ложу, где сидела Гверчиа с матерью, и просидел там полдействия к великому смущению других студентов и публики. Там случился со мной курьезный эпизод. В ложе я познакомился с антрепренером Черепенниковым, о котором одни говорят, что он женат на Гверчии, а другие – большинство, что они живут гражданским браком, хотя последнему, безусловно, я не доверяю. Постоял Черепенников за моей спиной и удалился. Скоро я ушел на свое место в галерее, и каково же было мое изумление,

когда я вдруг увидал за своей спиной Черепенникова. Мне уже мерещилось объяснение по поводу визита в ложе, но, конечно, все оказалось вздором» (Там же. Л. 126–127). Еще через неделю, 25 ноября, Стратонов пишет: «Вычитал сегодня в газетах, что в Петербурге на Невском в одной из фотографий выставлен портрет Гверчии рядом с портретом королевы сербской Наталии, известной тоже красавицы. Мое сердце возгордилось по этому поводу…» 27 ноября – новая запись: «Я оказался в несколько глупом положении. Был только что в опере на “Трубадуре”. Перед 4-м актом зашел в ложу Гверчии. Начали объясняться. Вдруг мать Гверчии обращается ко мне со словами: “Скажите мне, только скажите правду, что студенты имеют против Гверчии?” Я начинаю отрицать, говоря, что это едва ли верно, и в доказательство указываю на прием Гверчии во время последнего студенческого бала. На это мне отвечают, что Гверчия и впредь, в случае концерта, не откажется петь, но все-таки просят сказать правду, за что шикали во время представления “Аиды”. Я не особенно покривил душой, указав, в виде предположения, что здесь интрига некоторых артистов против нее, но все-таки сказал, что порасспрошу товарищей от себя. Теперь затрудняюсь, как поступать. Если она смотрит на знакомство со мной исключительно с той точки зрения, что я могу ей быть, как студент, полезен, то мне остается только прекратить это знакомство. Не могу же я сказать ей, что находят плохим ее пение, что ей лично не симпатизируют как якобы интриганке (потому-то я и думаю, что здесь действуют артисты, кутящие вместе со студентами), что не нравится ее манера держать себя и пр.». Тем не менее уже 9 декабря Стратонов указывал в дневнике, что, просидев на «Травиате» в ложе Гверчии «полдействия и полантракта», в разговоре «упомянул, как о причинах шиканья, об ее манерах, не нравящихся публике, но сделал это крайне неудачно благодаря плохому знанию французского языка» (Там же. Л. 131, 138).

Позже Гверчиа вышла замуж за своего импресарио Черепенникова – из богатых одесских купцов. Шутники уверяли, будто Черепенников повез Гверчиа венчаться в какую-то глухую провинциальную церковку, заказал там священнику отслужить молебен, ее же уверил, что это и есть венчание по православному обряду.

Гораздо охотнее посещал я – и за кулисами, и на дому – прекрасную артистку и симпатичную девушку Олимпию Боронат. Благодаря очаровательному сопрано, она пела в Одессе более одного сезона. Это была небольшого роста черноглазая девушка, с толстой и длинной косой, немного склонная к полноте. Она жила со стариками родителями в чисто семейной обстановке. Однажды Боронат приняла меня больная, лежа в постели. Ничего фривольного здесь, конечно, не было – лишь артистическая простота нравов, но по юности меня это смутило [116] .

116

Вирджиния Дамерини выступала 12 ноября 1889 г. вместе с Олимпией Боронат на студенческом концерте, одним из пяти распорядителей которого был Стратонов.

Позже Олимпия Боронат пела в Петербурге и вышла замуж за графа Ржевусского.

Из театральных событий 1887–1891 гг. особенно остались еще в памяти гастроли Виржинии Цукки и мейнингенцев [117] .

Цукки… Знаменитая итальянская балерина оставила неизгладимый след в балете [118] . Ее вспоминают еще и теперь. Особенно очаровательна была ее мимика. В некоторых ролях Цукки казалась настоящей вакханкой. О ней говорили:

Цукки ноги, Цукки руки –Цукки, Цукки, Цукки!

117

Имеется в виду труппа Мейнингенского театра из Саксен-Мейнингенского герцогства. В 1874–1890 гг. труппа постоянно гастролировала по Европе, в 1885 и 1890 гг. – в России.

118

Умерла в 1930 г. 83 лет.

Мейнингенцы

Еще памятнее – гастроли мейнингенцев. Теперь мало кто о них вспоминает. А это была знаменитая в свое время труппа; ее содержал – и тратил на нее громадные суммы – герцог Мейнингенский [119] .

Труппа выделялась многочисленностью. Не было в ней особо выдающихся звезд. Но превосходен был ансамбль. Даже статистов, а тем более артистов на мелкие роли, – труппа имела своих, постоянных.

Труппа возила с собой и все необходимые ей декорации. Я видел приезд мейнингенцев в Одессу. Вереница в несколько десятков подвод-платформ перевозила декорации с вокзала в театр. Спектакли обставлялись так художественно, как до мейнингенцев не делалось.

119

Имеется в виду Георг II, герцог Саксен-Мейнингенский с 1866 г.

Еще более замечательным было то, что в труппе играли все. Едва ли я ошибаюсь в том, что именно со времен мейнингенцев «народ» на сцене перестал изображать собою ряд неподвижных столбов, а стал действительно играть. Мейнингенцы ввели на сцену также и игру масс, а не только одних главных персонажей. Этот урок был воспринят и лучшими русскими театрами.

При отсутствии отвлекающих на себя огромное внимание артистических звезд, при полном художественном ансамбле, при прекрасной мизансен, – сценическая иллюзия была действительно велика. Быть может, уместна аналогия со впечатлением и влиянием, которым после так прославился наш Художественный театр.

Особенно остались у меня в памяти: «Юлий Цезарь» с поражавшей, между прочим, игрой каждого отдельного римлянина из толпы, в сцене на площади; «Орлеанская дева», – с колоссальным, как казалось, количеством войск, причем это не были тупо марширующие солдаты, как бывало у наших трупп, черпавших, для массовых сцен, сотрудников из солдат местного гарнизона, а каждый солдат здесь вместе с тем и играл; и еще «Заговор Фиеско» [120] : опять превосходны были сцены массового карнавала.

120

Упомянуты трагедии У. Шекспира «Юлий Цезарь» (1599) и Ф. Шиллера «Орлеанская дева» (1801) и «Заговор Фиеско в Генуе» (1783).

Одесские гастроли мейнингенцев были их лебединой песнью. Здесь же директор труппы тайный советник Кронегк получил от своего герцога приказание ликвидировать это дефицитное театральное предприятие: герцогская казна не могла более его выдержать. Труппа была распущена, но след на театре она оставила, конечно, глубокий.

Концерт Фигнера

Это было в эпоху наибольшей славы Н. Н. Фигнера. «Солист его величества» приехал, в 1888 году, в Одессу, вместе с женой, Медеей Мей, известным сопрано.