По закону столичных джунглей
Шрифт:
Но Миша уже и сам увидел Люську, которая торопливыми шагами приближалась к ним, осторожно придерживая на груди слинг-шарф с Алесей. Ника восторженно завопил и бросился ей навстречу, как маленькая проворная обезьянка. Люська, поспешно присев на корточки, обцеловала его личико, а затем, поднявшись, подошла к Мише.
— Прости, я опоздала, — виновато пробормотала она. — Сначала в издательстве задержали, а потом застряла в пути — по всей Москве пробки, неожиданно начался такой ливень…
— Действительно, какая неожиданность — проливной дождь в середине октября, —
— Мамулька, милая, можно тебя кое о чем попросить? Вот буквально на пару минуточек возьми с собой Нику и… оставьте нас с Люсей одних.
Люська приготовилась к язвительным подколкам и ехидству от этой неприятной ей особы, но, к всеобщему величайшему удивлению, Мишина мама не только с легкостью согласилась, но еще и предложила ей:
— Давайте-ка мне вашу малышку, подержу пока… А то, небось, у вас спина уже разламывается.
Люська заколебалась на мгновение, хотя у нее действительно устала спина от нескольких беспрерывных часов слингоношения. Заметив ее сомнения, женщина засмеялась:
— Да не волнуйтесь, я прекрасно умею справляться с младенцами!
Люська осторожно сняла с себя слинг, передав удивленно таращившуюся на свет Алесю Мишиной матери.
Они остались с Мишей наедине — настолько, насколько возможно было остаться наедине в наполненном зале аэропорта. Но они не замечали сейчас этот шумный людской муравейник. Миша притянул девушку к себе.
— Я так боялся, что ты вообще не придешь… — тихо сказал он.
— Дурачок… — она уткнулась носом ему в грудь, а затем потерлась щекой о его рубашку. Он все пытался посмотреть ей в глаза, но она смущенно отводила взгляд. Боялась, что это всколыхнет в ней воспоминания о минувшей ночи. Теперь она знала, как его синие глаза могут темнеть от страсти; она помнила его прерывистое жаркое дыхание; она все еще ощущала на себе его руки и чувствовала под своими ладонями его худощавое, но сильное тело… Ей ужасно хотелось прошептать ему сейчас: «Мне было очень хорошо с тобой!» Но она постеснялась и промолчала.
Им вчера так и не удалось сказать друг другу ни слова после того, как Люська приняла душ. Едва она вышла из ванной, как заслышала в комнате дочкин плач. Она устремилась к ней, да так и растворилась в спальне до самого утра. В глубине души Люська надеялась, что Миша зайдет к ней — хотя бы для того, чтобы пожелать спокойной ночи. Но он не заходил. Она чувствовала, что ему неловко так же, как и ей. Но она ни о чем не жалела. Во всем теле ее разливалась приятная истома, хотелось нежиться в постели и ни о чем не думать… А утром Люська вышла из дома уже в семь утра, чтобы вовремя добраться до издательства, и Миша еще спал. Однако сейчас нужно было что-то говорить ему и не выдавать при этом своего смущения…
— Да брось ты переживать, — рассмеялся Миша, который всегда читал ее мысли как раскрытую книгу. — Ты, наверное, думаешь, что я могу начать качать права и на что-то рассчитывать? Расслабься, я все прекрасно понимаю. Это был твой прощальный подарок мне, и лучшего я бы не смел желать. Я, как обычно, ни на что не претендую… кроме
— В моей дружбе ты можешь быть уверен всегда, — шепнула ему она. — И вообще… Париж — это не край света, мы будем видеться, правда? Приезжать друг к другу в гости…
Миша намотал прядь ее волос на палец и, притянув Люську к себе, ласково чмокнул ее в нос.
— Береги себя, — серьезно сказал он. Люська кивнула:
— Ты тоже…
Он некоторое время молча смотрел на нее, а потом нерешительно спросил:
— Ну, тогда… до свидания?
— Пока, — грустно ответила Люська. Они еще раз обнялись напоследок и поцеловались.
— Я буду скучать, — Миша погладил ее по щеке.
— Ты хоть письма электронные пиши, — сдавленным голосом произнесла Люська.
— Напишу, — пообещал он и, махнув рукой маме с Никитой, тусовавшимся несколько поодаль, подхватил чемоданы. Через минуту они уже шагали вместе с Никой к стойке регистрации. Люська смотрела вслед этим двоим, словно ожидая, что Миша обернется. Он, будто почувствовав, и в самом деле оглянулся, улыбнулся, подмигнул и послал воздушный поцелуй.
Стоявшая рядом мама Миши всхлипывала и утирала глаза платочком.
— Никочка! — не выдержав, крикнула она внуку вдогонку. — В самолете покушай обязательно, целых четыре часа лететь!
— Ладно, ба! — отозвался Ника и помахал ей ладошкой.
Люська, стараясь скрыть свои слезы, уткнулась лицом в дочкино одеяльце. Та сладко посапывала, не подозревая, какие страсти бушуют рядом с ней.
— Вот и все… — проговорила пожилая женщина с тоской, ни к кому конкретно не обращаясь. — И осталась я совсем одна…
Люське стало ее жалко.
— Вы сейчас домой едете? — спросила она. Та покачала головой.
— Подожду, пока их самолет не улетит…
— Тогда, может, кофе выпьем? — предложила Люська нерешительно. — Успокоимся немного…
Мишина мама приняла предложение с благодарностью.
— С удовольствием, Люся… Вас ведь Люся зовут?
— Да, а вас?
— Меня — Маргарита Ивановна. Впрочем, можете называть просто Рита или тетя Рита, — она махнула рукой, — к чему церемонии…
Они разыскали свободный столик в одном из кафе и заказали себе по капуччино. Цены в «Шереметьево», конечно, были аховые, но чашку кофе все же можно было себе позволить.
Алеся вела себя идеально. Когда она, проголодавшись, проснулась, Люська покормила ее тут же, прямо за столиком, прикрываясь слингом. После этого детка снова крепко заснула.
— Какая вы… мобильная, — с уважением заметила Маргарита Ивановна. — Помню, когда сама родила, в первый год вообще никуда не могла выбраться с Мишенькой. Так, гуляла по двору с коляской… А чтобы куда-то поехать — нет, о таком даже и не мечтала. Вообще считалось, что родившая женщина должна поставить крест на своей личной жизни. Целый день как белка в колесе… Стирка-глажка, ежедневная влажная уборка, кормление по расписанию… А еще вечером приходит муж с работы, и изволь подать ему горячий ужин, чтобы первое, второе и компот, — она покачала головой, улыбаясь своим воспоминаниям.