По закону военного времени…
Шрифт:
Севастополь оставался единственным клочком крымской земли, который не был захвачен американцами, кроме части северного Крыма. Уже был конец апреля. Дороги развезло. В окопах было по колено воды. Раненые падали на дно траншей и тонули в скопившейся воде. Те, кто еще был на ногах, страдали от недостатка пищи, фурункулов от плохого питания, сырости и грязи. Ноги все время были мокрыми, а просушить портянки и берцы не было никакой возможности – огонь-то разводить нельзя.
После очередного двухнедельного отдыха в тылу и доукомплектования нас снова перебросили в район железнодорожной станции Сирень. За март месяц я три раза уже успел побывать на передовой под Балаклавой, возле Штурмового и Оборонного. Бог миловал остался целым и невредимым, но на семьдесят процентов поменялся личный состав взвода. Из “старых” остались только Пегриков и еще несколько солдат. А остальные либо погибли, либо ранило, и мы их отправили в тыл. Все реже стал вспоминать об Оксане, – не было времени и сил о чем – либо задумываться. Все время голова занята была другими мыслями, например: поспать лишний часок, обеспечить всем необходимым свое “кодло” и при этом “на кукан” начальству не попасть. Не знаю, наверное, сознательно себя так изматывал, так как в последнее время спал без снов. В роте тоже многое что изменилось: Нестеров ушел комбатом
Перед последним выездом на передовую, на отдыхе, я получил письмо. Мы находились в районе Казачей бухты. Письмо было от некой Пименовой Елены. И номер полевой почты был Штаба СОРа. Разорвал конверт, в нем был лист школьной тетрадки, исписанный аккуратным женским почерком. Развернул письмо и прочел:
«Здравствуй, Володя! Ты, конечно же, будешь очень удивлен, читая это письмо. А также хочу извиниться за то, что обращаюсь к тебе на «ты». Наверное, сейчас лихорадочно вспоминаешь кто я такая. Ну, так вот, не напрягай свои и без того усталые мозги. Меня зовут Леной. Ты меня призывал на службу почти полтора года назад. И мы с тобой в последний раз виделись в управлении кадров. Вспомнил? Ну, наконец-то. В последнюю нашу встречу, ты был явно не в духе. Видимо, хотел показаться более грубым и жестким, чем есть на самом деле. Я это знаю и чувствую. Не буду допытываться, что у тебя случилось. Если захочешь – расскажешь. Знаю тебе трудно, и бывает, нет времени на то, чтобы поесть. Но если ты черканешь пару строчек буду не против. А еще лучше, если мы как-нибудь встретимся. Если не хочешь, я тебя не осуждаю. На всякий случай даю тебе номер моего телефона… можешь по нему позвонить прямо на КПП. Главное – бей побольше этих американских гадов. Я в тебя верю, на тебя надеюсь. Верю в то, что у тебя не дрогнет рука против этих сволочей. Воюй солдат!
С уважением, Пименова Лена!»
Прочитал письмо и положил его в набедренный карман камуфляжа. Попытался вспомнить ее внешность, но быстро отогнал эти мысли. И, тем более, что нужно было накрутить хвоста мехводам, чтобы техника была готова к выходу на задачу, запасаться боеприпасами, продовольствием и медикаментами. И еще кучу мелочей, без которого наш маленький армейский коллектив не мог нормально выполнять свой долг. Я ей так и не ответил – уехал на передовую.
Когда мы прибыли на станцию Сирень, вместо ожидаемого занятия позиций, нас расположили в лесу в трех километрах от переднего края. Рядом с нами стояли танкисты и реактивная артиллерия – полк артиллерийского прорыва. Ожидалось контрнаступление на нашем участке с целью захватить Железнодорожное и ударом на юг соединиться с параллельно наступающей в двадцати километрах южнее 4-й китайской механизированной дивизией тем самым взять в «котел» американскую морпеховскую дивизию, танковый полк, а потом их уничтожить.
Прибыли на место около 03.00, а наступление запланировано в 04.00. Спрыгнув с брони, крикнул Пегрикову, чтобы никто никуда не разбегался. А сам побежал к Гурко за задачей. Когда уже был у командирской БРДМ, ротный еще не вернулся от комбата. Минут через двадцать он пришел, я перенес на свою карту “яйца” задачи и отправился ко взводу.
Минут через двадцать заревели «грады» и заухала гаубичная артиллерия. Вслед за артиллерией «заработали» вертушки и фронтовые “Грачи”, которые пролетели над нами и начали обрабатывать по квадратам американские позиции. Сигналом к атаке был сигнал «Аванпост-600», который должен был прийти по рации. Пока работала артиллерия и армейская авиация, нас не трогали. Я стоял возле БМП, затягиваясь едким дымом “Примы” без фильтра, ждал сигнала. Из десанта парами выползали бойцы, чтобы перекурить. С места, где стояла “бэшка”, хорошо были видны позиции американцев. Там стоял кромешный ад разрывов. Амеров обрабатывали около двух часов. Через час сорок минут после начала артиллерийско-авиационного налета высунулся из командирского люка радист и сказал, что пришел сигнал. Я крикнул: «По коням!» И тут же взревела БМП, заскочил на броню и залез внутрь. Захлопнулись задние люки десанта, проверив наличие народа, бэшка с прогазовкой стартанула. Дальше все видел в тримплекса. В эфире стоял отборный мат. Когда перестроились в боевой порядок увидел, что впереди нас на полной скорости идут танкисты. До позиций американцев оставалось около двухсот метров. Пендосы немного опомнились и начали огрызаться огнем. Выбрал целью пятнистый “Хаммер” с крупнокалиберным пулеметом на крыше, приказал наводчику целить в него. «Огонь!» – крикнул я, наводчик крикнул в ответ: «Выстрел!» и прогремел выстрел 73-миллиметровой пушки. В триплекс увидел, что от машины остался горящий остов, а рядом катались в пыли фигуры в огне. Стрелок быстро развернул башню и курсовиком добил подпаленных пендосов. Мы неслись на бешеной скорости в двухстах метрах от танкистов. Довольно-таки изрядно подбрасывало на ухабах. Оно и понятно, нам надо поскорее смешаться с амерскими позициями, чтобы авиация противника при случае не смогла отработать по нам. Атака захлебнулась на втором эшелоне американской обороны, когда прилетели тяжелые вертолеты «Апачи» и заговорила американская артиллерия. Вот ведь уроды! Почти ювелирно мочат! Танки начали разворачиваться, ведя огонь из башенных пулеметов по вертолетам, но толку никакого – танки один за одним вспыхивали. В эфире стояли крики и мат теперь уже танкистов. Было очень страшно слушать в эфире сгоравших заживо людей. Прилетела вторая волна нашей фронтовой авиации – СУ-27 и начали уничтожать вертушки американцев. Постепенно воздушный бой переместился на десяток километров севернее. Но американцы успели подтянуть свои танки и румынскую пехоту. Начался танковый бой при Сирени. Со стороны американцев участвовало около тридцати танков, а с нашей стороны – двадцать пять. Российская техника уже была построена в боевой порядок, в то время как американцы только начали выстраиваться. И местность противнику не позволяла нормально организоваться – они были зажаты между двумя почти отвесными яйлами. Наши танкисты не замедлили воспользоваться этим обстоятельством и относительно точным ракетно-артиллерийским
Буквально через час американские морские пехотинцы при поддержке авиации и артиллерии начали атаковать с правого и левого флангов. Когда они достигли наших траншей, завязались рукопашные схватки. Никогда не думал, что это страшное зрелище, когда обезумевшие в злобе люди ножами, саперными лопатками и другими подручными средствами пластают друг друга. Боеприпасы были на исходе, чтобы отбить очередную атаку мы использовали нашего “Змея Горыныча” – установку дистанционного разминирования. Это типа небольшого миномета, из которого выстреливается заряд со шнуром, а на него прикреплены заряды тротила. И после выстрела, когда шнур на земле, раздается последовательно серия взрывов, делая проход в минном поле. Так как бэка в машинах мы уже израсходовали, а отбиваться надо чем-то. С фланга направления наступления амеров «запустили змея». Удалось выиграть драгоценные двадцать минут.
Поселок за эту ночь переходил из рук в руки раза три. Утром нам пришлось отступить аж к высоте 123,2. План наступления был сорван. На следующий день прибыла 4-я механизированная бригада 32 армейского корпуса, которая сменила нас на этом участке фронта. Ночью форсированным маршем вернулись в район Сапун-горы. Мы еще в течении месяца торчали там, а после этого вывели в резерв СОРа. Командование решило пополнить нас остатками разбитых полков и снова отправить на передовую. Теперь стояли в районе Карантинной балке на отдыхе. Там я получил письмо от матери Оксанки, которая была в эвакуации где-то в Краснодарском крае. Если честно, не ожидал, что она ответит.
«Здравствуйте, Володя! Я получила Ваше письмо. Ну, что могу сказать? Первое, что испытала – это шок от Вашего письма. До сих пор не могу поверить, что Оксаны больше нет на свете. Война отобрала у меня уже вторую дочь. Настя с мужем эвакуировались из Одессы в последний день перед захватом города. Они утонули вместе с «Константином Ольшанским» после налета авиации.
Я знала, что вы с Оксаной были женаты. Она мне писала. Моя дочь Вас очень любила. И то, что вас поженил военком, в этом ничего смешного нет – война – есть война. И, наверное, если бы не война, вы бы никогда не поженились. Знаю, что вам сейчас не легко. Но нужно жить дальше. Вот, что война творит с людьми – потеряв двух дочерей, я обрела сына. Володя, когда все закончится, приезжайте к нам. Вы главное останьтесь живым, и пишите. Вам здесь будут всегда рады. И в смерти Оксаны себя не вините – вы сделали все, что смогли.
Подпись».
Прочитал письмо еще раз и на душе стало тепло от того, что семья Оксаны меня приняла. Единственно, что причина нас объединившая была печальная – смерть моей жены. И для себя решил, что обязательно приеду к ним. Часа через полтора в землянку зашел Пегриков и доложил, что прибыло пополнение. Вышел за ним на улицу. Погода была просто прекрасная. Даже не верилось, что идет война, что гибнут люди. Только рев техники и канонада напоминали об этом.
Подошел к шеренге, в которой стояло пять человек. Все они были из разгромленной 2-ой мотострелковой бригады 4 российского армейского корпуса Кавказского ВО.
– – Ну, что товарищи солдаты, рад приветствовать вас в нашем боевом коллективе. Я ваш командир взвода – младший лейтенант Свешников Владимир Анатольевич. Я так понял, что вы уже не первый день на передовой.
– – Да месяц уже, как здесь горбатимся, – сказал кто-то из шеренги.
– – Ну, вот и хорошо, так что добро пожаловать. Пегриков, – обратился я к заместителю, стоявшему сзади меня, – поставьте людей на довольствие и распределите по отделениям.
Распустив пополнение, направился к Гурко. Его землянка была в овраге. Зашел и обратился к сидевшему Гурко, который пришивал подшиву к фланке камуфляжа. Решил отпроситься съездить в город, чтобы побывать на могиле жены.
– – Саня, слушай, выручай!
– – А что такое?
– – Да хочу в город до утра смотаться.
– – Ты людей получил?
– – Ага.
– – Распределил? Поставил на довольствие?
– – Саня, не заё…й, у меня этим Пегриков занимается.
– – Добро. Зайди к старшине и возьми увольнительную, а то в городе комендачи свирепствуют, а нам завтра ночью выступать. Еще вызволять тебя придется.
– – Спасибо. Тебе чего-нибудь надо в городе?
– – Поищи пивка, баб побольше и неси все сюда. Да как обычно. Постарайся замолотей, бухла и курева достать. Бабки есть?