По закону военного времени…
Шрифт:
После допроса следак вызвал конвоиров-прапорщиков. Опять куда-то повели. Зашли в какой-то кабинет, где, как мне показалось, был у них склад. Там к нам подошел старый старший прапорщик. Выдал все мои вещи и оружие, потребовал расписаться в накладной. Ну, что ж, раз порядок требует – надо расписаться. Один из прапоров забрал у меня оружие, обещая вернуть его на выходе, повел меня дальше.
На выходе он сдержал слово – вернул автомат и пистолет. Вот теперь можно пойти к своим. Не знаю, где они находятся сейчас, но не это было важным – я наслаждался свободой. И тут начался дождь, природа просыпалась от зимней спячки: все-таки начало мая. В это время обычно девчата уже снимали зимние одежды, выставляя свои формы и прелести напоказ. Но это было в прошлой жизни, как мне кажется – в мирное время. Город окончательно изменился – улицы было не узнать и уже не мог сориентироваться, где нахожусь. Кругом одни развалины, на остатках планировки улиц копошились солдаты и строительная техника. Люди разбирали завалы, освобождая дороги. Развернул
В подвале здания городской прокуратуры, куда я был препровожден, оказалась гарнизонная комендатура. По “рубке дежурного” плавал сизоватый табачный дым. В наспех сооруженной клетке сидело еще три человека. Меня посадили на стул в коридоре и пристегнули к трубе отопления. Подсела девушка в камуфляже со звездочками прапорщика, достала лист бумаги и что-то написала. Потом спросила мои данные. Я ответил и попросил ее связаться с моим начальством сообщить, что нахожусь здесь. Прапорщица ушла, оставив пристегнутым. Не заметил, как уснул. Блин, что-то в последнее время, как солдат-первогодок – «как только почувствую точку опоры – через минуту оттуда доносится храп».
Спал без снов и проснулся от того, что кто-то тормошит. Да и рука, за которую был пристегнут ужасно занемела и потеряла чувствительность. Хоть “незнакомку” делай (это из фильма «Угнать за 60 секунд»: садишься на руку, отсиживаешь пока эта конечность не потеряет чувствительность и начинаешь ею онанировать). Открыл глаза, меня тормошил майор Сазонкин – заместитель комбрига по воспитательной работе. Его не особо любили в бригаде, но сейчас я ему был рад, как будто встретил родственника. К нам подошел помощник дежурного по комендатуре и снял с меня наручники. Зашел в дежурку, получил обратно свои документы и оружие. Ехали на уазике, Сазонкин по дороге не расспрашивал меня, где и как попался комендачам. Он только приказал написать объяснительную и принести ее завтра после утреннего развода. Видимо, “политический” не знал, что я давненько уже пропал, а также решил, что повздорил с патрулем и те меня заграбастали в комендатуру. Бригада расположилась в четвертом секторе обороны, то есть в районе села Терновка Балаклавского района. Штаб находился в здании Терновского сельсовета. До линии фронта было около десяти километров, так как бригада была во втором эшелоне. Подъехали к штабу, возле крыльца стояли офицеры и курили. Когда я вылез из машины они посмотрели на меня, неожиданно от этой группы отделился человек и подбежал ко мне. Это был Саня Гурко. Он подбежал и, не стесняясь присутствия Сазонкина, начал обнимать.
– – Где ж ты пропадал, чертов сын? А мы уж подумали, что пропал без вести. Товарищ майор, – обратился он к Сазонкину, – разрешите забрать своего подчиненного.
– – Да нет, сначала комбригу его покажу, а то умудрился попасть в комендатуру, нас опозорил. Пусть он с ним разбирается, раз не может спокойно ходить по городу. Идемте, товарищ младший лейтенант, и ты тоже Гурко, раз это твой подчиненный.
– – Да вы что, товарищ майор?! Он же числится у нас как пропавший без вести после Орлиного.
– – То есть?
– – Когда нас выбили с опорного пункта на северо-западе Байдарских ворот у Орлиного, наша рота почти вся полегла тогда.
– – Это действительно так? – посмотрел он на меня.
– – Так точно, товарищ майор, – сказал я.
– – Так что же ты молчишь, сукин ты сын! Все равно идем к комбригу.
– – Ну, вы же не спрашивали…
Зашли в кабинет Мамчура. Его на месте не оказалось – уехал на позиции. Повели к начальнику штаба майору Семенову. Он поздоровался со мной за руку и усадил. После рассказа о своих приключениях был благополучно отпушен в сопровождении Гурко к своей роте.
Как хорошо снова оказать среди своих! На душе сразу появилась особая теплота и, можно сказать, слезы на глазах. Бойцы взвода искренне радовались моему возвращению. Пегриков забыл даже свое обычное чувство дистанции и субординации – чуть не раздавил в своих медвежьих обьятиях. Приятно, черт подери! Значит ты нормальный человек, член, так сказать коллектива, раз радуются твоему возвращению подчиненные. Теперь можно и дальше воевать!
14.
Три дня меня никто не трогал. Взводом рулил Пегриков, давая возможность отдохнуть. Целыми днями лежал в палатке и только молодой боец из новоприбывших, который приносил мне во время каждого приема пищи “расход”, напоминал, что я еще командир взвода. Было время почитать газеты и утолить свой информационный голод. Гурко даже подогнал маленькое радио. Вкратце, мне пресса и эфир сообщили следующее:
По состоянию на 12 мая 2004 года противоборствующие стороны по всей протяженности ТВД остановились. Фронт на время стабилизировался, так как у войск антинатовской коалиции не было сил контратаковать, а у натовцев не было сил
В Мариуполе, Таганроге и Ростове спешно формировалась Азовская флотилия для поддержки наших войск. Войска 43-й армии, которая воевала в районе Запорожье-Мелитополь, держались до последнего, чтобы не пустить натовцев в Донбасс. Донецк, Макеевка и остальные города основного промышленного района Украины, тем не менее, нещадно бомбились. Жертв среди мирного населения становилось все больше и больше.
В Крыму остался всего один очаг сопротивления – Севастополь. Теперь линия обороны проходила в нескольких километрах севернее Любимовки, на северных отрогах возвышенности Кара-Тау до поселка Семиренко, шли бои за село и станцию Верхнесадовое. Бои шли в районе гор Кымыр-Кая и Кая-Баш, высот 318.0, 337,3 в Мекензиевых горах. Наши войска оставили Лесхоз в районе совхоза Севастопольский и закрепились на горе Кара-Коба, высотах 147,8, 153,7, 154,7 и в районе Итальянского кладбища на горе Госфорта. В районе Лесхоза неподалеку от села Оборонное и Резервное- гора Кала-Фатлар наши войска были зажаты в труднопроходимой для техники местности и над ними возникла угроза попасть в окружение и быть сброшенными в море. Так как туда были переброшены специальные горнострелковые части американцев. И все предполагаемые участки сосредоточения наших войск нещадно бомбардировались натовской авиацией. Техника наших частей оказалась бесполезной и только выдавала присутствие, поэтому она была выведена из строя и брошена. Потому что взорвать ее не было ни времени, ни средств. Чрезвычайно ухудшилось снабжение из-за того, что на морских коммуникациях господствовали подводные лодки и авиация противника. Эти ублюдки вычисляли наши караваны и нападали на них. Многие войска не доходили просто до Севастополя, гибли так и не вступив в бой. Северный и Тихоокеанский флота при поддержке китайских и Северокорейских ВМС осуществили несколько успешных десантных операций на Гавайских и Каймановых островах. Они осуществлялись в стиле набегов и использовалась тактика «выжженной земли». Уничтожалось все, вплоть до зеленых насаждений. Стратегическая авиация осуществляла бомбардировки крупных городов стран участниц НАТО, несмотря на высокий класс ПВО-защиты. На захваченных территориях развернулось партизанское движение и американцы перестали выходить по одному в светлое время суток. Сначала они в знак доброй воли ходили без касок, но после того, как на них начали нападать даже дети, вооруженные автоматами, они начали применять следующую тактику, сначала кладут на землю под дула винтовок, а потом уже проверяют документы и разговаривают. Также многие американские солдаты стали ходить с нашими Калашниковыми. Потому что это самое простое и надежное оружие и это доказала не одна война. Американцы развернули пункты раздачи гуманитарной помощи, в которых содержались беженцы. В общем эти пункты были ни что иное как фильтрационные лагеря. Были и среди наших граждан ренегаты, которые служили оккупационным властям.
На четвертый день, меня вызвал к себе Гурко и сообщил, что меня переводят на гранатометный взвод в 3-м батальоне нашей бригады. Честно скажу, специфику действий своего нового подразделения совершенно не знал. Через Мамчура выпросил себе в “замки” Пегрикова – уж в этом сержанте я был уверен на все сто процентов, как и он во мне. Час на сборы и мы уже вдвоем с вещмешками топали в штаб 3-го батальона.
Во взводе нас приняли настороженно. Предыдущего комвзвода недавно убило при налете. Пегриков быстро построил солдат и потребовал список вечерней поверки. Во взводе осталось восемнадцать человек, включая мехвода единственной на взвод единицы техники – старенькой сдыхающей бээмпэшки. Машина хоть и старенькая, но был на ходу – уже хорошо.
Нас отправили на юго-восточные отроги Федюниных высот. Специфика действий была довольно интересной – мой взвод всегда отправляли на самые танкоопасные и трудные участки позиций батальона. На вооружении у нас было 4 АГС и 3 СПГ, ну и три РПГ-7.
Перед тем как лечь спать я вышел в туалет. То и дело американцы пускали осветительные ракеты и освещали прожекторами мертвую зону. До них было около 5-ти километров. Отошел за кусты, вышел к небольшому обрыву. “Лучше нету красоты, чем пописать с высоты”. Ну вот, а теперь можно и послужить. Обойти огневые позиции взвода, например. И тут застал одного своего бойца за тем, что он скрутил самокрутку и закурил, но запах дыма был явно не табачный. Так и есть – дурь. Выдрал у него из пальцев сигарету и растоптал ее.