Победа достается нелегко
Шрифт:
— Что приуныли, товарищи? — в голосе комбрига не было и тени отчаяния. — Может быть, стоит принять предложение? Зачем из-за одного человека погибать всем? Кто меня поведет?
Ему никто не ответил.
Савчун вскочил и ударил фуражкой об пол.
— Да за кого вы нас принимаете, товарищ комбриг? Да как мы в глаза своим товарищам смотреть будем? Контра мы, что ли?
Все заговорили разом, перебивая друг друга. Каждый клялся в своей верности, преданности делу революции.
Комбриг поднял руку.
— Спасибо, товарищи! —
Патронов было мало. Каждому досталось по тридцать штук. Савчун вытащил из своего мешка две гранаты.
— Вот, товарищ комбриг, больше года возил с собой. Все берег. Так сказать, на черный день.
— Добро, — ответил Шелест.
Басмачи снова пошли на приступ. На этот раз они лезли особенно яростно. С криками «алла», дико размахивая саблями, басмачи упрямо стремились добраться до маленькой крепости. Никакие потери их не останавливали.
Им удалось подкатить две арбы, груженные хворостом саксаула, прямо к дверям.
— Я им сейчас подожгу! — Савчун выругался и схватил гранату.
— Назад! — крикнул комбриг.
Но Савчун уже высунулся из окна и широко размахнулся. За стеной раздался взрыв. Басмачи с воплями кинулись бежать.
У Савчуна как-то странно подкосились ноги, и он медленно сполз вниз.
— Савчун!
Он не отозвался.
— Наповал, товарищ комбриг, — глухо сказал боец, возле которого упал Савчун.
Нас осталось семеро, вместе со мной. Отступая, басмачи успели поджечь хворост. Сквозь щели в дверях было видно, как заплясали желтые языки пламени. Огонь охватил дверь, перекинулся на стропила. Кто-то произнес:
— Теперича они долго не полезут, будут ждать, пока тово… обвалится крыша.
За стеной стояла тишина. Напряженная тишина. Только слышно, как потрескивают хворост да сухие стропила. Кибитка наполнилась белым едким дымом.
— Выбивай окна!
Приток воздуха поглощался огнем. Дышать было нечем. Комбриг вытащил носовой платок, смочил его в воде и протянул мне:
— Закрой нос. Так будет легче.
Становилось нестерпимо жарко.
Вдруг где-то вдали раздался выстрел. Потом еще. Мы насторожились. Со стороны басмачей никакого движения. Что они там затеяли?
— К бою, — хрипло сказал комбриг.
Одиночные выстрелы сменились беспорядочной стрельбой. Мы напряженно вслушивались. В наших сердцах вспыхнула надежда. В стане басмачей что-то произошло. Беспорядочная стрельба, отчаянные крики. На гребень бархана выскочила группа всадников. Нет, они не размахивали саблями, а трусливо жались к шеям своих коней, отчаянно стегали их плетками. Они скакали не к нам, а в сторону, мимо. Это была не атака, а бегство. Тут застрочил пулемет. Несколько басмачей попадали с коней.
— Наши!
И как бы в подтверждение издалека донеслось родное красноармейское «ура-а-а!».
Банда не ожидала такого стремительного и внезапного удара. Басмачи были застигнуты врасплох, они уже готовились
Шайка была разгромлена. Ни одному басмачу не удалось скрыться. Оставшиеся в живых, побросав оружие, трусливо жались друг к другу. Среди пленных находился и Кара-Палван.
Красноармейцы быстро раскидали горящий хворост, сломали пылающую дверь и стали выносить раненых. Едва успели вынести последнего, как с треском рухнула крыша.
Мы почти не верили в свое спасение.
— Как вы догадались вернуться? — спросил комбриг.
— Мы не сами, — ответил командир эскадрона, — к нам этот хлопец прискакал. А я не поверил ему.
И командир эскадрона показал на Джаббара, Тот смущенно опустил голову.
— Не поверил я ему, товарищ комбриг. Но когда он показал нож Степки, когда показал, как упала отрубленная голова Махсума, и когда из глаз мальчишки покатились слезы, я поверил. Мы протрубили сигнал тревоги и на полном скаку повернули к вам.
Комбриг крепко пожал худенькую руку Джаббара:
— Спасибо, друг! Спасибо! Ты молодец! — Комбриг обнял Джаббара и крепко поцеловал. — Что ж, проси что хочешь. Мы у тебя в долгу.
Мальчишка осторожно высвободился и сказал:
— Не нада, что хочешь. Нада сын бригада. Как Степка. — Он быстро протянул руку и показал на меня.
Бойцы заулыбались.
— Хорошо. Будет по-твоему, — охотно согласился комбриг.
Джаббар засиял от радости. И я тоже.
Потом к комбригу подвели пленного Кара-Палвана. Главарь шайки, понуро опустив голову, скрежетал зубами.
— Вы, кажется, хотели со мной встретиться? — сурово спросил Григорий Васильевич.
Кара-Палван не ответил.
— Куда его, товарищ комбриг? — спросил командир эскадрона. — В штаб?
— Нет. Сначала в кишлак Сарыг-чол. Пусть котлы вернет дехканам.
Весь кишлак сбежался на площадь смотреть на пленного Кара-Палвана. Еще вчера этот басмач наводил ужас и перед ним трепетали все дехкане, а сегодня он, в одном нижнем белье, посиневший от холода, под крики и ругань женщин, нырял в холодную воду, по которой плавали льдины, и со дна доставал котлы.
— И все котлы достал? — спросил Петро Мощенко.
— Все, до единого, — ответил Афонин.
— А потом?
— Как положено по закону. Судил революционный трибунал.
Вечерняя заря потухла давно, только бледно-лиловая полоса светлела над темным горизонтом.
— Скажите, товарищ подполковник, а с парнишкой что стало? Он жив?
— Джаббар Юлдашевич жив. Он стал большим человеком, ученым. Возглавляет научно-исследовательский институт хлопководства. Недавно защитил докторскую диссертацию.