Победа достается нелегко
Шрифт:
— Давай лапы.
Тюбиков, несмотря на тяжелый вес, двигался довольно резво и легко, непринужденно наносил удары с любого положения.
— Резче! — советовал Руслан. — Быстрее! Раз-два- три! Левой, левой, правой!
Тяжеловес, добродушно улыбаясь, наносил прямые и боковые удары.
— Корж, посмотри вон на того тощего.
— Что у баскетбольного щита?
— Ага.
— Ты его знаешь?
— Знаю и тебе советую присмотреться. Он прошлогодний чемпион в твоем весе. Фамилия его Стоков.
Коржавин от удивления опустил лапы.
— Этот?
— Он самый. В прошлом году ему мастера присвоили. Ну держи лапы!
Руслан подставил лапы, а сам разглядывал высокого: «Вот ты какой, мой главный соперник!»
Никифоров принес талоны на питание.
— Мандатную комиссию прошли чистенько. Получайте, орлы, билетики на еду!
— А взвешивание когда? — спросил Тюбиков.
— Взвешивание здесь, в спортивном зале, с восьми до десяти утра.
— Порядок! Можно после завтрака. Лишний килограммчик не помешает.
Омаров облизнул сухие губы.
— Придется до взвешивания не пить.
Коржавин взял талоны на еду, развернул тощую книжечку.
— Ребята, да тут и вчерашние обеденные!
— Конечно, обеденные, — сказал Никифоров. — Положено — отдай. Так что, друзья, обед и ужин нам полезен и нужен!
Ресторан находился в центре города. Высокое двухэтажное здание, просторный вестибюль. Швейцар с окладистой бородой и в темно-синей форме приветливо распахнул двери:
— Добро пожаловать!
— Спасибо, папаша! — сказал Никифоров и протянул гардеробщику офицерскую фуражку.
Тюбиков первым прошел в зал и занял столик возле окна.
— Сюда, чемпионы!
Боксеры уселись вокруг стола.
— Еще стул, — сказал Коржавин. — Никифорова забыли?
— Он с нами не будет, — ответил Тюбиков, — он с дамочкой.
— Понятно! — Коржавин раскрыл меню. — Кому что?..
Ночь накануне соревнований всегда самая длинная и томительная. Что принесет завтрашний день? Этот вопрос волновал всех. Не верю в железных людей, которым все нипочем. Ночь накануне соревнований — это как ночь перед битвой, нервы напряжены до предела. Хотя каждый старается показать свое внешнее спокойствие, однако волнение нет-нет да и прорвется наружу.
— «Что день грядущий мне готовит?» — пропел Тюбиков, разбирая постель.
— Волнуешься?
— Нисколечки.
— Треплешься.
— Заяц трепался, ему уши надрали, вот он и стал длинноухим.
Но Коржавин, чтобы только не молчать, продолжал спрашивать:
— А все ж таки?
— А ты?
— Я?
— Ты ведь тоже того…
— Разумеется.
— И я тоже.
Тюбиков лег, укрылся.
— Давай спать.
— У меня не получается, — признался Коржавин.
— Тише, вы! — произнес Омаров. — Пальчикову мешаете спать.
Пальчиков заворочался и тихо захихикал.
Тюбиков подошел и сдернул с него одеяло.
— Что притворяешься?
— А тебе что?
— Мне ничего, а вот людей в заблуждение вводишь.
Омаров
— Половина одиннадцатого.
Пальчиков вздохнул:
— Теперь часа два не уснешь, Хоть лежи, хоть не лежи. Я уж знаю.
— Да, — сказал Омаров. — Все ж таки завтра первый день.
— Первый день много значит. — Тюбиков сел на кровати. — В первый день важно победить. После первого дня образуются две группы: побежденные и победители. В группе победителей можно до финала дойти, а в побежденных нет. Там даже если и всех победишь, то все равно получишь лишь третье место.
— Проигрывать вообще нехорошо, — добавил Коржавин, — ни в первый день, ни в последний.
— Оно-то так, конечно. — Пальчиков натянул одеяло. — Но дважды проиграть хуже.
— Еще бы! Тогда вообще никакого места не получишь. Соревнования есть соревнования! Проигрыш — выбываешь из основной в группу побежденных. А там потерпел поражение — вылетаешь совсем.
— Проигрывать, конечно, мы не хотим, — задумчиво произнес Коржавин, — но и все, кто приехал, так думают.
— Хватит об этом! — Тюбиков встал, прошелся, распахнул окно. — Ночь-то какая!
Ночь была лунная, светлая. Откуда-то издали доносилась музыка.
— А в парке танцы, — сказал Тюбиков.
— На что ты намекаешь?
— Сделать культпоход. Как вы смотрите, Карим Омарович?
Омарову тоже не спалось.
— Не возражаю.
— Две минуты на одевание! — в голосе Тюбикова зазвучали командирские нотки.
— Я не пойду, — сказал Пальчиков. — Я останусь.
— Мять постель и переживать?
— Нет. Схожу в душ. Говорят, душ перед сном успокаивает и способствует засыпанию.
— Как хочешь.
Через две минуты Омаров, Тюбиков и Коржавин спускались вниз по лестнице.
— А ты знаешь, где парк? — спросил Коржавин.
— Знаю, — уверенно ответил Тюбиков.
Парк был неподалеку: через две остановки. Сели в трамвай. Он был новым, еще пах краской. Омаров взял билеты.
«Почти два года я не видал трамвая, — подумал Руслан. — Жаль, что в Ташкенте метро нет».
Около ворот парка находилась просторная чайхана. На широких деревянных настилах, устланных шерстяными паласами и коврами, сидели узбеки, пили чай, ели шашлык. На почетном месте, в окружении стариков, сидел белобородый узбек. Руслан обратил внимание, что на белобородом богатый шелковый халат, а в руках домбра.
— Вот что, друзья, — сказал Омаров. — Вы шагайте на танцплощадку, а я посижу в чайхане.
— Мучиться будете, Карим Омарович. Все чай пьют, а вам нельзя.
— Ничего. Я послушаю певца. Это — бакши, народный певец, он знает старинные сказания про богатырей народных.
— Как хотите.
— Через час встречаемся здесь. — Омаров показал на чайхану.
— Слушаемся.
Танцплощадка находилась в глубине парка. Народу было много. Коржавин и Тюбиков обосновались у прохода.
Оркестр заиграл танго. Тюбиков толкнул локтем друга: