Победа достается нелегко
Шрифт:
— Поехали к тебе, — предложил Боб, чувствуя, что пьянеет, а по пьянке можно засыпаться в два счета. — Берем таксомотор и по дороге хватаем пару бутылок столичной.
Дома продолжали пить.
Утром приятели сели опохмеляться. Закусили остатками колбасы и сыра.
— Больше в рот не возьму ни полграмма. — Жигин отодвинул бутылку. — У меня рабочий день. Представь себе, Бобик, если мы очистим кассу уважаемого дяди аэропорта. Шикарно?
Боб Черный Зуб недоуменно посмотрел на приятеля. Что он, рехнулся? Очистить кассу аэропорта! Сцапают на
— Скользкое дело.
— Абсолютно никакого тебе риска! — Жигин сел рядом на стул. — Ты думаешь, Летучий голландец просто так живет в гостинице аэропорта, выбрасывает рублики за номер? В Одессе дурных давно не стало. Летучий голландец уже, клянусь мамочкой, уже-таки три дня ведет наблюдения. Что там творится, только посмотри одним глазом! Люди стали от землетрясения такими невоспитанными, пихаются нахально, ругаются, лезут к маленькому окошку кассы за паршивыми билетами…
— Так что ты предлагаешь? — Боб никак не мог понять, куда клонит одессит.
— Маленькую операцию по изыманию денег из большого сейфа. — И Жигин подробно объяснил свой план, достал из кармана связку ключей и отмычек. — Инструмент проверенный, а в обеденный перерыв все обедают, даже кассиры. Ну как?
План был до наивности прост. Действовать в основном предполагал сам Жигин. Ему же, Бобу, отводилась роль весьма незначительная, но опасная: стоять на страже и, в случае чего, преградить дорогу любому. Конечно, можно и отказаться. Но мысленно Боб увидел перед собой открытый сейф и пачки денег. А деньги ему очень нужны. Без них он не может смыться из проклятого города, который ежедневно по нескольку раз трясется.
— Идет! — выпалил Боб.
— Приводи себя в красивый вид.
Они побрились, помылись, погладили брюки. Найти такси в дневное время не составило особого труда.
— В аэропорт, — сказал Боб, усаживаясь на заднее сиденье.
— Сначала на ярмарку, потом в аэропорт, — поправил одессит.
Водитель развернул машину и повез по улице Навои. Там, в тени деревьев, рядами стояли торговые палатки. Покупателей в эти часы было мало, и продавцы изнывали от жары и безделья.
— Одну минутку терпения, — сказал Жигин, выходя из машины.
Вскоре он вернулся с вместительным портфелем из черной кожи.
— Жми на аэродром!
В аэропорту под каждым деревом, в тени на лавочках сидели, лежали на узлах и чемоданах отъезжающие. Солнце поднялось в зенит, и жара стояла отменная. Дети плакали. В киоск «Газированная вода» стояла длинная очередь. Но еще большая очередь, вернее, толпа теснилась у кассы. Два милиционера в мокрых гимнастерках наводили порядок, устанавливая очередь. Им помогали три солдата с красными повязками.
— Совсем не здесь, — сказал одессит.
Он подошел к двери с надписью «Посторонним вход воспрещается», открыл ее и завел Боба в коридор. Боб сунул руку в карман, положил ладонь на пистолет. Мимо сновали служащие аэропорта, не обращая на них внимания.
— Здесь. — Одессит кивком показал на дверь кассы, — Идем чуть дальше, покурим.
Они встали у окна, спиной к двери, закурили. Жигин поднял руку, посмотрел на квадратные
— Что-то она сегодня не хочет обедать, — сказал он о кассирше. — Давно пора.
Прошло еще несколько томительных минут. Наконец дверь отворилась. Боб, не поворачивая головы, наблюдал. Пожилая полная женщина в темном сарафане и белых босоножках захлопнула дверь, подергала за ручку. Убедившись, что дверь закрыта, вынула из английского замка ключ и, не оглядываясь, быстро засеменила к выходу из коридора. По пути открыла дверь в бухгалтерию, позвала:
— Симочка, идем обедать!
Из бухгалтерии выплыла дама килограммов на сто. Взявшись под руку, они пошли к выходу.
— Если вернется, задержи мамочку любым способом, — почти приказывая, произнес Жигин, имея в виду кассиршу.
— Знаю, — ответил Боб.
Одессит спокойно подошел к кассе, вынул связку ключей. Не прошло и минуты, как дверь была открыта. Не оглядываясь, словно он у себя дома, Жигин шагнул внутрь и закрыл за собой тяжелую дверь.
Массивный сейф оказался запертым. Одессит дважды подергал ручку, чтобы убедиться. Заглянул в ящики стола, там бумаг всяких, а ключей нет. Тут он обратил внимание на дамскую сумочку, что висела возле стола на стене. Открыл ее, на дне, под носовым платочком, обнаружил два больших ключа от сейфа.
Вставил в замочную скважину, дважды повернул, открыл массивную стальную дверцу. Деньги лежали запечатанными пачками, видимо, кассирша готовилась сдавать их в банк. Одессит сунул пачку двадцатипятирублевок себе в карман, — не все же с Бобом делить! — а остальные стал торопливо складывать в кожаный портфель.
Забрал все, даже завернутую в бумагу разменную монету. Потом криво усмехнулся, взял чистый лист бумаги, размашистым почерком вывел: «Привет от Боба Черный Зуб!!!» — и положил на пустую полку сейфа.
— Мамочка, чтобы тебя не судили за растрату.
Сейф запер, ключи положил на место в сумочку. Открыл дверь, вышел и рывком захлопнул за собой английский замок.
— Ну? — выдохнул Боб.
— Рвем когти.
По дороге они дважды высаживались и брали другое такси. Домой возвращались кружным путем. Боб щупал набитый портфель и мысленно прикидывал общую сумму денег.
В то время как кассирша доедала свою порцию вареных сосисок с гарниром из капусты и думала: «Заказать или не заказать еще один стакан компота», Боб Черный Зуб и Летучая мышь уже сидели на тахте и делили деньги. Одессит великодушно доверил деньги своему напарнику, конечно утаив от него пачку двадцатипятирублевок и не сказав, что в сейфе оставил расписку от его имени.
На тахте выросли две одинаковые кучки ассигнаций.
— Теперь подобьем бабки. — Боб стал торопливо считать десятки, пятерки, тройки. — Семь двести восемь, — выпалил он.
— И у меня семь двести восемь, — отозвался Жигин, дважды пересчитав свою долю. — Приличный куш, мать моя мамочка!
— Теперь живем!
— В такой дыре? Нет, спасибо за приглашение. — Жигин развалился на тахте, закурил. — Меня ждет родное Черное море. Сезон только начинается.
— Сейчас нельзя, оперы по всем дорогам шнырять будут, — деловито произнес Овсеенко, — Притаиться надо, переждать.