Победа Элинор
Шрифт:
— Но, душечка, — нежно отвечала учительница музыки, — если точно вы не желаете уезжать…
— Нет, нет, не то, я чувствую, что я должна ехать…
— И я также, милая моя. Я думаю, что вы сделали бы очень дурно, отказавшись от этого места. Но, Нелли, моя возлюбленная, помните, что это только проба. Может быть, вы не будете счастливы в Гэзльуде, в таком случае вспомните, что у вас всегда есть дом здесь, что когда бы вы ни приехали сюда, вас всегда примут с любовью, и что друзья, которых вы оставляете здесь, друзья такие, которых ничто на свете не может удалить от вас, Помните это, Элинор.
— Да-да, милая, милая сииьора.
— Если
Таким образом, бедная Элинор отправилась на станцию одна. На станции принял ее вежливый носильщик, взяв на себя заботу о ее поклаже, между тем как она пошла в залу отыскивать незнакомца, который должен был провожать ее.
В ней так же мало было кокетства, как два года тому назад, когда она ехала одна в Париж, и она была готова принять услуги этого незнакомца гак же чистосердечно, как приняла покровительство пожилого человека, который предложил ей свои услуги в то время.
Но как могла она узнать этого незнакомца? Она не могла подходить к каждому мужчине в зале и спрашивать его: не он ли мистер Монктон.
Почти всегда Элинор приходилось ездить во второклассных вагонах и ждать во второклассных залах, поэтому она несколько робко остановилась на пороге этой большой залы, устланной ковром, и несколько тревожно взглянула на сидевших в этой великолепной комнате. Около камина сидели дамы, а трое мужчин стояли в разных углах комнаты. Один был низенького роста с седыми волосами и красным лицом, другой был очень молод и очень белокур, третий был высокий мужчина лет сорока, с коротко обстриженными черными волосами и с массивной головой, с лицом, которое, может быть, нельзя было назвать красивым, но на которое нельзя было не обратить внимания.
Этот высокий мужчина стоял у окна и читал газету. Он поднял глаза, когда Элинор отворила дверь.
— Желала бы я знать, который из них Монктон, — думала она. — Надеюсь, что не этот вертлявый молодой человек с рыжими волосами.
Пока она нерешительно стояла на пороге, не зная что ей делать — она не подозревала, какой хорошенькой казалась она в этой робкой позе — высокий мужчина бросил газету на диван и через всю комнату прошел к тому месту, где она стояла.
— Мисс Винсент, я полагаю? — сказал он.
Элинор покраснела при звуке этого чужого имени, а потом склонила голову в ответ на вопрос. Она не могла сказать «да». Она не могла тотчас произнести эту неприятную ложь.
— Я Монктон, друг и поверенный в делах мистрис Дэррелль, — спокойно сказал этот джентльмен, — и буду очепь рад выполнить обязанность, которую она возложила на меня. Мы успели вовремя, мисс Винсент. Я знаю, что молодые девицы вообще очень аккуратны в этих случаях, и приехал рано для того, чтобы встретить вас.
Элинор ничего не отвечала. Она украдкой глядела на лицо друга и поверенного мистрис Дэррелль, доброго и умного поверенного — так показалось мисс Вэн, потому что лицо, пепоразительно красивое, носило в каждой черте отпечаток трех качеств: доброты, ума и силы.
«Я уверена, что он очень добр, — думала Элинор. — Но мне не хотелось бы оскорбить его ни за что на свете, потому что хотя теперь он смотрит ласково, я знаю, что он должен быть ужасен, когда рассердится».
Элинор почти со страхом глядела на резко очерченные черные
Девушка все это думала, стоя возле незнакомца у окна. Уже мрак ее новой жизни был рассеян этой замечательной фигурой, смело ставшей на пороге этой новой жизни. Уже Элинор начала интересоваться новыми людьми.
«Оп совсем не похож на нотариуса, — думала она. — Я воображала, что нотариусы всегда старики и что у них всегда синие сумки с бумагами. Люди, приезжавшие в Челси к папа, всегда были пренеприятные и вечно привозили с собой какие-то бумаги».
Монктон задумчиво смотрел на девушку, стоявшую возле пего. В натуре этого человека, под суровой деловой наружностью, которую он показывал свету, таилась безмолвная поэзия и проблески художественного чувства. Он испытывал спокойное удовольствие, смотря на юную красоту Элинор. Может быть, главное очарование ее составляли ее юность и почти детская невинность. Лицо ее было красоты не совсем обыкновенной: орлиный нос, серые глаза и твердо обрисованный рот имели какой-то царственный вид, который очень редко можно видеть, но юность души, сиявшей в чистых глазах, была очевидна в каждом взгляде, в каждой перемене физиономии.
— Вы хорошо знаете Беркшир, мисс Винсент? — вдруг спросил Монктон.
— О нет, я никогда там не была.
— Вы очень молоды и, наверно, никогда еще не оставляли дома? — спросил Монктон.
Он удивлялся, что ни родственники, ни друзья не проводили девушку на станцию.
— Я была в пансионе, — отвечала Элинор, — но на место поступаю в первый раз.
— Я так и думал. Вашим родителям, должно быть, очень грустно расстаться с вами?
— У меня нет ни отца, ни матери.
— Неужели! — сказал Монктон, — как это странно!
Потом, п осле некоторого молчания, он сказал тихимголосом:
— Я думаю, что молодая девушка, к которой вы едете, больше полюбит вас за это.
— Почему? — невольно спросила Элинор.
— Потому что она никогда не знала ни отца, ни матери.
— Бедная девушка! — прошептала Элинор. — Стало быть, они оба умерли?
Стряпчий не отвечал на этот вопрос. Он так держался своей профессии, даже в разговоре с мисс Вэн, что гораздо более спрашивал, чем отвечал.
— Вы с удовольствием едете в Гэзльуд, мисс Винсент? — вдруг спросил он.
— Не с большим.
— Почему?
— Потому что я оставляю очень дорогих друзей и еду…
— К чужим, которые, может быть, станут дурно обращаться с вами, — пробормотал Монктон. — Вам нечего опасаться ничего подобного — уверяю вас, мисс Винсент. Мистрис Дэррелль несколько сурова в своих понятиях о жизни, она бедняжка имела большие разочарования, и вы должны быть терпеливы с нею, но Лора Мэсон, молодая девушка, которая будет вашей подругой, кроткое и любящее создание. Она некоторым образом у меня под опекой и ее будущая жизнь в моих руках — очень тяжелая ответственность, мисс Винсент, у нее со временем будет много денег, будут дома, лошади, экипажи, слуги и все внешние принадлежности счастья, но Богу известно, будет ли она счастлива, бедная! Она не знала ни матери, ни отца. Она жила с разными почтенными госпожами, которые обещали исполнять обязанности матери к ней и, наверно, старались исполнить свое обещание, но матери у нее никогда не было, мисс Винсент. Мне всегда жаль ее, когда я думаю об этом.