Победа по очкам

Пронин Виктор Алексеевич

– Но сегодня повод, да?

– Повод? – Халандовский был явно растерян, что бывало с ним не часто, что вообще-то и не бывало с ним никогда, но сейчас замершие его гости видели Халандовского совершенно не таким, каким привыкли видеть, – он неприкаянно раскачивался из стороны в сторону, косил черным своим глазом в сторону гостей, давая понять, что его команда «Затихнуть!» остается в силе.

– Пашу провожаете? – спросил голос в трубке.

– Пашу? – опять переспросил Халандовский.

– Он ведь у тебя? За столом?

– Вроде того…

– Дай ему трубку,

пожалуйста. На два слова.

– Трубку? – Халандовский явно не мог прийти в себя.

– Аркаша, успокойся, – произнес голос улыбчиво. – Я не оторву его от вашей компании надолго. Так, минутка, вторая… Не больше.

– Хорошо. – Опустив руку с трубкой вдоль тела, Халандовский запрокинул голову и некоторое время стоял, молча глядя в потолок. Потом тяжко вздохнул, поворотил свое лицо к Пафнутьеву, посмотрел на него печальными своими глазами и наконец протянул трубку. – Тебя, – сказал обреченно.

– Кто? – Пафнутьев поднялся, подошел.

– Лубовский. Видимо, из Парижа. Или из Лондона.

На секунду, не больше, только на секунду замер Пафнутьев, остановившись перед Халандовским. Он уже протянул руку к трубке, качнулся вперед, чтобы сделать еще один шаг, но, услышав фамилию звонившего, замер в движении, как это бывает в сказках, когда принцесса нечаянно уколет палец веретеном и сбывается страшное пророчество колдуньи. Пафнутьев беспомощно оглянулся на Худолея и Шаланду, снова повернулся к Халандовскому и наконец взял трубку.

 

– Пафнутьев на проводе! – с напором произнес он, гася в себе растерянность.

– Здравствуйте, Павел Николаевич. – Голос Лубовского был таким же вкрадчивым и доброжелательным. – Извините, что нарушил вашу беседу… Водка у Аркаши такая же холодная?

– Гораздо холоднее, чем обычно, – заверил Пафнутьев.

– Это Лубовский беспокоит.

– Да уж догадался.

– Догадался? Как?

– По голосу, – весело ответил Пафнутьев. Он уже пришел в себя и готов был разговаривать долго и неуязвимо.

– Это приятно. – Теперь уже был озадачен Лубовский. – У меня такое ощущение, что мы с вами можем встретиться.

– Пути господни неисповедимы! – воскликнул Пафнутьев.

– То есть… Вы подтверждаете мою догадку? – в голосе Лубовского явно поубавилось и вкрадчивости, и доброжелательности. Он как бы посерьезнел. Дурацкие вскрики Пафнутьева, похоже, его озадачили.

– Господи! – продолжал радоваться Пафнутьев. – Юрий Яковлевич! Да после халандовской водки, после халандовского мяса я готов подтвердить все, что угодно!

– Мне приятно сознавать, Павел Николаевич, что у нас общие друзья.

– Взаимно, Юрий Яковлевич!

– Мне говорили о вас как о человеке опытном, справедливом, обладающем высокими профессиональными качествами.

– Да, я такой, – заверил Пафнутьев, посерьезнев.

– Всего доброго, Павел Николаевич. Думаю, мы сработаемся.

– До скорой встречи! – воскликнул Пафнутьев и тут же положил трубку, поскольку его запал заканчивался и продолжать разговор в таком же тоне он уже не мог. – До скорой встречи, дорогой, – проговорил он уже нормальным голосом

и с тяжким вздохом опустился на свой стул.

– Хорошие у тебя друзья, Аркаша.

– Стараюсь, – сдержанно ответил Халандовский.

– Похоже, он узнал о моей командировке в Москву раньше меня.

– Наверняка. Так, Паша, будет продолжаться и впредь. Не исключено, что о твоих планах, задумках он будет знать до того, как эти планы и задумки созреют в твоей голове.

– Вот такой монстр?

– Как видишь.

– Ты не звонил ему, не сообщал, что я у тебя буду за этим вот столом?

– Паша! – укоризненно возопил Халандовский.

– Тогда наливай, – и Пафнутьев выдвинул свой стакан к середине стола.

***

Проснулся Пафнутьев на удивление свежим, будто и не было вчерашнего перебора у Халандовского. Некоторое время он лежал, глядя в потолок и припоминая подробности затянувшегося застолья, звонок Лубовского не то из Парижа, не то из Лондона, напутствия и предостережения друзей, которые сыпались на него в этот вечер в невиданном изобилии. Совершенно не думая о предстоящей командировке, он с удивлением обнаружил, что все решения уже приняты, что он знает, что делать, как поступить, в каком порядке. Пафнутьев частенько ловил себя на этой странности – не напрягаясь и не терзаясь, он позволял организму самому принимать решения. И беззаботно занимался всякой мелочовкой, встречался с друзьями, шатался по городу, наблюдая быстротекущую жизнь, а вечером заваливался спать. Но наутро, наутро обнаруживал, что работа проделана, выводы сделаны, решения готовы и ему остается лишь выполнить все то, что кто-то для него подготовил тщательно и безошибочно. Есть старая русская сказка, в которой злая мачеха измывается над падчерицей, заставляя ее выполнять непосильную работу – перебирать зерно, прибирать избу, мыть и стирать. Но той помогают мыши, птички и прочая мелкая живность. Девочка спокойно ложится спать, а утром с удивлением обнаруживает, что вся работа выполнена.

Нечто похожее происходило и с Пафнутьевым, правда, не общался он ни с воробьями, ни с мышами, хотя не отказался бы, да и кто откажется…

Встав с кровати, он прошлепал босыми ногами на кухню, заварил большую чашку крепкого чая и, втиснувшись в угол, сделал первый глоток. Через некоторое время в дверях появилась Вика. Постояв, тоже присела к столу, запахнув поплотнее халат.

– Пьешь? – спросила она.

– Пью.

– Это хорошо. У меня такое чувство, будто ты хочешь мне что-то сказать.

– Хочу.

– Говори. Внимательно тебя слушаю.

– Значит, так. – Пафнутьев замолчал, отвлеченный очередным глотком чая.

– Говори, говори, Паша. – Вика подперла подбородок кулачком. – Ты еще вчера вечером пытался что-то сказать, но силы тебя оставили. Так бывает, я привыкла.

– Неужели пытался? – удивился Пафнутьев.

– Ты произнес слово «командировка».

– Ага… Выходит, я был достаточно трезв. Все правильно… Значит, так… Еду в командировку. В Москву. Генеральная прокуратура. Особое задание. Сложное, опасное, чреватое.