Победить тьму...

Эрскин Барбара

3

— А-дам? — Рука, прикоснувшаяся к его плечу, была легкой как пушинка.

Пришла весна. Наступили пасхальные каникулы. Его ожидали десять полных дней свободы. Осенью Адам возвращался домой несколько раз, но Брид и Гартнайт не давали о себе знать, не обнаружил он и никаких следов убогой хижины и деревни, хотя занимался осторожно поисками. Расстроенный, он зарылся в библиотеке в карты и книги, надеясь отыскать признаки существования этого места, но не преуспел в этом, а когда горы занесло снегом, он прекратил поиски и, к радости отца, сконцентрировал внимание на учебе.

Он также потерял надежду на получение весточки от матери. Он более не выбегал навстречу почтальону и не прятался на лестнице,

всматриваясь с волнением и надеждой сквозь перила, когда раздавался стук в дверь.

Иногда по ночам он плакал по ней, тайком, накрыв голову подушкой, чтобы заглушить рыдания. Отец никогда не упоминал о ней, а он не осмеливался спрашивать. Ему не довелось узнать, что письма все-таки были — четыре письма. Послания, которые она адресовала мужу, прося о прощении и понимании, и которые содержали заверения в любви к сыну этой одинокой, запуганной, отчаявшейся женщины, выбрасывались без прочтения в корзину для мусора, и постепенно, находясь на расстоянии многих миль к югу, она все больше теряла надежду когда-либо свидеться с Адамом. Однажды она приехала на автобусе и, спрятавшись за изгородью, надеялась хоть на миг увидеть его, но опасения быть замеченной кем-нибудь из деревни, а тем более мужем, были столь велики, что она в слезах вернулась в Перт следующим автобусом, а затем пересела на идущий на юг поезд. Она не знала, что в тот день Адам был далеко в горах, погруженный в свои мечты.

Джинни Бэррон знала не больше, чем Адам. Она переживала о ребенке, когда по утрам видела его бледное лицо и красноречивые темные круги вокруг глаз. Когда начались занятия в школе, он, когда еще было темно, отправлялся на велосипеде на автобусную остановку в Данкелд, находящийся в пяти милях отсюда, а там садился на автобус, идущий в Перт, пряча велосипед за изгородью. Когда с книгами в ранце он возвращался после долгого пребывания в школе, уже было темно, и не стоял вопрос, чтобы пойти куда-то, кроме как поужинать и отправиться к себе в комнату. Когда выпадал снег, он оставался в Перте на неделю, останавливаясь у двоюродной сестры Джинни Бэррон — Эллы. Так было заведено с первых дней пребывания в училище.

— Брид! — Он расплылся в улыбке. — Я думал, никогда тебя не увижу! — Он опасался за ее судьбу после того, как убежал из ее деревни, а воспоминания о высоком злом человеке и сверкающем лезвии его ножа преследовали его в ночных кошмарах.

— А-дам. Песочное печенье? — Она уселась рядом с ним и, открыв рюкзак, с надеждой перерыла его. В нем находилась его книга о птицах, полевой бинокль, записная книжка и яблоко.

Он пожал плечами.

— Песочного печенья нет. Извини.

— Песочного печенья нет. Извини, — повторила она.

— Возьми яблоко. — Он вынул его и передал ей. Она смотрела на яблоко с сомнением.

— Тебе наверняка известно яблоко! — Он в отчаянии покачал головой и, взяв у нее яблоко, откусил для демонстрации большой кусок.

Она засмеялась, кивнула и, снова взяв яблоко, последовала его примеру, обнажив маленькие белые зубы. Как и он, она подросла за эти месяцы.

— Яблоко хорошее. — Она опять кивнула.

— Брид, почему тот человек так разозлился, когда я пришел в твою деревню? Кто он? — Он старался объяснить этот вопрос жестами.

Она смотрела на него, и на мгновение ему показалось, что она поняла вопрос. Быстрая искорка, мелькнувшая в ее взгляде, и неожиданное напряжение плеч выдали ее, но она покачала головой и улыбнулась.

— Яблоко хорошее, — повторила она.

Расстроенный, он пожал плечами. Затем его осенила идея.

— Я буду больше учить тебя английскому языку, — объявил вдруг он. — Тогда мы сможем нормально общаться.

Его уроки продолжались все лето. Адам, рюкзак которого был набит песочным печеньем, ячменными лепешками или шоколадным тортом, быстро полюбившимся Брид, встречался с нею длинными вечерами, или в конце недели, или на каникулах. Большую часть времени они проводили на южном склоне холма, не делая попыток идти в ее деревню. Он подбивал

Брид рассказать ему, кто тот человек, но она пожатием плеч переводила разговор на другую тему. Одно было ясно: кем бы он ни был, она очень боялась его. Пару раз они навещали хижину, в которой жила, как он понял, лишь в летний период ее мать, так что Гартнайт мог находиться неподалеку от места своих граверных работ, поскольку резьба по каменной глыбе составляла его главное занятие. Зимой он, видимо, работал в мастерской с людьми, которые ему помогали, но резьба по камню носила особый характер: в нем заключалось что-то особое, так что ему приходилось работать с камнем на месте. Иногда они сидели и часами наблюдали за ним, в перерыве он тоже присоединялся к занятиям языком, а его стамески, молотки, кернеры и шлифовальные камни, аккуратно сложенные в ряд, лежали рядом с ним.

Брид была очень способной ученицей и очень разговорчивой, вскоре она преодолела опасения, что не сможет общаться со своим компаньоном. Адам же, со своей стороны, уже обнаружил на основании плачевных оценок по латыни и французскому языку, что языки не являются его призванием. Он с трудом произносил слова, которым она старалась обучить его, и плохо их запоминал, хотя ему нравилось, как она до слез смеется, когда он их повторял. Ее беглая речь, с другой стороны, позволяла ей легко избегать его вопросов, когда она хотела этого, и в конце концов он перестал спрашивать о ее деревне и людях. Цыгане, полагал он, должны быть скрытными, и этим выводом ему пришлось довольствоваться.

Джинни Бэррон, обнаружив, что шоколадные торты — один из способов порадовать Адама, стала делать их чаще, а двое молодых людей вместе проводили время, загорая и плескаясь в жару в ручьях. Адам не делал попыток видеться с ребятами, с которыми когда-то дружил. Он не знал — да и не пытался узнать, — избегают они его по-прежнему или нет. Он редко виделся с отцом, который сам стал последнее время чаще задерживаться. Если бы он знал, что Томас больше времени стал проводить в исступленных молитвах, запершись в пустой кирхе, это могло бы вызвать в нем искру сострадания, он смог бы осознать замешательство, одиночество и смятение отца, но он вообще не позволял себе думать о нем. В его жизни существовало лишь трое взрослых, которым он доверял: Дональд Фергюсон, один из его школьных учителей, Джинни Бэррон и Джемма, мать Брид.

— А-дам, сегодня мы идем смотреть орлов. — Брид обожала его книгу о птицах. Она разглядывала ее страницы и называла имена многих птиц на своем языке, имена, которые он никак не мог запомнить. К его удивлению, она не умела писать, и он добавил обучение этому к своим урокам, утешая ее, когда она неумело обращалась с карандашами, и нахваливая, когда они, к удивлению обоих, обнаружили, что она умеет рисовать.

Орлы гнездились высоко на склоне Бен-Дерга. Чтобы добраться до этого места, им пришлось идти несколько часов, карабкаясь по горам, которые становились все круче, пробираться через вереск, а затем останавливаться и скользить вниз в первую впадину, протянувшуюся с востока на запад через поросшую вереском болотистую местность. На полпути у подножия скал поток коричневой речной воды каскадом падал на расстоянии двадцати футов через отвесный обрыв в круглую заводь, откуда далее мчался вниз по склону горы. Когда они подходили к скале, несколько оленей испуганно смотрели на них пару секунд, после чего большими прыжками скрылись из виду.

Адам улыбнулся ей. Она была одета, как всегда, в простой жакет, на сей раз светло-голубых и зеленых тонов, затянутый на талии кожаным поясом, в котором она носила нож, необходимый для различных нужд. На ногах у нее были сандалии, но не с пряжкой, как у него, а с длинными, похожими на ленты ремнями, которые были обмотаны вокруг голени. Длинные волосы, скрепленные серебряной заколкой, она откинула назад.

Брид кивнула. Она первой достигла заводи и, остановившись, стала поджидать его. Адам опустился на колени, склонился над водой и обдал ею свое разгоряченное лицо.