Победитель драконов. Дилогия
Шрифт:
— Как-как… Да вот так… Почитай, вторые сутки в беспамятстве.
— Как?
— Как-как… «Раскакался» тут… — нахмурился пан Тишило, но явно не со зла, а скорее, чтобы скрыть невольно пробивавшуюся улыбку. — Когда я тебя кулаком промеж глаз засветил… Ну, там, на лугу…
— Я помню.
— Хорошо, что помнишь. Бывали случаи, после моего удара парни, с виду крепкие, дули воробьям крутить начинали.
— Что? Какие дули?
— Это у нас в Полесье присловье такое имеется. Не обращай внимания, пан Косой Крест. Так вот. Как врезал я тебя в лоб,
— Ага! — бесцеремонно вмешался Олешек. — Жит предлагал подкову в костре нагреть и к пятке тебе приложить. Самый что ни на есть проверенный способ, говорит.
— Какой же ты болтун, пан шпильман! — покачал головой Тишило, а старый слуга буркнул что-то невнятное и чмокнул коню, чтобы быстрее бежал.
— Какой есть! — ухмыльнулся Олешек. Похоже, у него с рыцарем из Полесья установились едва ли не приятельские отношения. С чего бы это? Годимир даже немного обиделся. А поэтому потребовал продолжения рассказа:
— Дальше-то что было?
— Да ничего. — Пан Тишило снова провел пальцем по усам. — Каленым железом тебя жечь не стали. Нюхательной соли, какую к вельможным паннам применяют, когда те в обморок падают, тоже как-то не случилось под рукой. Уж мы и по щекам тебя хлопали… Думаю, не обидишься?
— Да ладно, чего уж там…
— Вот и слава Господу! И водой холодной брызгали. Отец Лукаш несколько раз молитву прочитал. И «Как славен наш Господь…», и «Благодарственную», и…
— Какой такой отец Лукаш? — Годимир заворочался, пытаясь сесть. Или хотя бы отползти от давящего в бок угла.
— Ты лежи, лежи… — немедленно напустился на него полещук. — Не хватало еще, чтоб снова обмер! А отец Лукаш — это старший над святыми отцами-богомольцами. Помнишь, тоже переправы ждали?
— Иконоборцы, что ли? Сектанты? — довольно громко произнес Годимир, припоминая похожего на грача… лысого грача… старшего из иконоборцев.
— Тише, тише, пан Косой Крест! — Пан Тишило оглянулся через плечо. — Они с нами идут. Не ровен час, обидятся. Какие бы ни были, а все же служители Господа.
— Ну, ладно, не буду, — легко согласился бытковец. — Можешь передать им от меня благодарность, что лечить помогали.
— Сам передашь. Скоро корчма. Переночуем, а утром на Ошмяны. Тут уже недалеко.
— На Ошмяны? Зачем на Ошмяны? И с чего ты, пан Тишило, вообще с места сорвался? Ты ж у моста свой обет исполнял, как я понял.
— Он еще спрашивает! — горестно проскрипел Жит с передка.
— Я тебе о чем толкую? — Пан Конская Голова не обиделся ни капельки. — Упал ты, пан Косой Крест, и лежишь, еле дышишь. Ну, думали, до полудня полежит и оклемается. Нет. Как лежал, так и лежит. До вечера… Ну, а ты же помнишь, пан рыцарь, что я тебе перед боем обещал?
— Помню, — неохотно ответил Годимир, начиная все понимать и испытывая от того неловкость.
— Хорошо, что помнишь. Вот мы и порешили — ежели к утру не
— В смысле, к Господу, — опять подал голос музыкант.
— Тю на тебя! — Пан Тишило сотворил знамение — поочередно притронувшись кончиками пальцев к глазам, губам и сердцу. — Разве можно такое говорить? А еще шпильман! Не отойдет — в смысле, не полегчает ежели… А поскольку на рассвете ты такой же лежал, как и вечером, то свернули мы быстро шатер, погрузились на вашу телегу…
— А Пархим?
— Какой там Пархим! Не знаю, кто там вам чего наплел, но настоящий горшечник бы не сбежал и товар не бросил бы.
— Мы горшки Чэсю оставили! — Это опять Олешек. — Раз они с ним такие друзья, пускай постережет. Может, кто и востребует?
— Не знаю, не знаю… — покачал головой пан Тишило. — На мой взгляд, вряд ли кто-то придет за горшками и мисками, но мне их судьба безразлична, уж поверьте… Так вот, пан Косой Крест, уложили мы тебя со всеми почестями и отправились в Ошмяны. Где тут еще можно лекаря найти, как не в королевском замке?
— А что ж не в Островец? — скривился Годимир.
— В Островец? — Пан Тишило улыбнулся. — А мы решили, что в Островец ты не захочешь. Мне пан шпильман рассказал о твоем приключении с королем Желеславом.
— Вот как? А кто его за язык тянул, этого пана шпильмана? — Кровь прилила к щеками бытковца.
— А чего я подлость покрывать должен? — возмутился Олешек. — Я еще песню про Желеслава сложу! Пусть все узнают, от Бейды до Усожи, какой он есть благородный король.
— Ага, и какой я невезучий рыцарь! — Годимир даже кулаки сжал от ярости.
— Имя рыцаря можно и не называть в песне…
— Да не в том суть! — остановил их перебранку пан Конская Голова. — Желеслава я видел, когда он мост проезжал. И коня видел с копьем и щитом. Думал, его, коль на турнир направляются. А оно вот как выходит, оказывается…
— Я потребую справедливости у Доброжира! — скрипнул зубами рыцарь. — Люди говорят, он не похож на своего соседа, не забыл еще заветов предков.
— Ну, так люди и то говорят, — пан Тишило потрепал коня по шее, — что он мечу поварешку предпочитает. Хорошо, земли у Доброжира побогаче, нежели соседские, казна поболее, войска может выставить, не в пример Желеславу, до двух сотен пешцов, не считая десятка рыцарей, что при дворе его пасутся все время. У Доброжира-то дочка на выданье. Королевна, значит…
— Так я слышал, и турнир для нее затеяли? — живо заинтересовался шпильман. — Как зовут-то королевну?
— Аделия. Нрава она не сильно кроткого. Про красоту ничего не скажу — не видел, — пан Тишило отвечал обстоятельно, как, впрочем, выполнял любое дело. — Замуж бы ей еще года два назад выйти, но…
— Что «но»? — теперь уже и Годимир проявил интерес. Еще бы! У странствующего рыцаря всегда к королевским дочкам должен быть интерес. Иначе какой же он странствующий рыцарь?
— Да то. Претендентов вроде бы хватает. И заезжих рыцарей с королевичами предостаточно, не говоря уже о его величестве Желеславе из Островца.