Победитель, или В плену любви
Шрифт:
— Так на охоте же, — степенно сообщил плотник. — Так примерно с час назад ускакали. Хозяйка пожелали свежатинки к столу. Обещали еще засветло возвратиться. — И он посвистал сквозь щербатые зубы, рассматривая подходящую доску.
Александр тихо чертыхнулся. С Харви надо переговорить сейчас же, а не под вечер.
— А куда они поехали, не знаете?
— Точно не могу сказать, юный господин, но они взяли ястребов, так что, наверное, где-то в чистом поле…
Александр поблагодарил его кивком и быстро направился к
— Что вы собираетесь делать?
— Разыщу их.
— Они же могут заехать куда угодно. Почему бы не подождать их возвращения? Разве пара часов что-то меняет?
Возможно, в ее возражениях и был смысл, но Александр не стал раздумывать.
— Если бы вы побыли в Кранвелльском монастыре, вы бы все поняли. Ехать со мной не надо. Возвращайтесь в покои, — бросил он с бесцеремонностью, продиктованной волнением.
Манди вздернула подбородок и холодно бросила:
— Мне что, только и место там, с тряпками и иголочками?
— Силы Христовы, Манди, ну нельзя же быть такой бестолковой!
— Это я-то бестолковая? — вскинулась девушка от негодования. — Да как вы можете так говорить, когда…
Она умолкла на полуслове, поскольку послышались крики часовых и почти тут же заскрипели цепи, поднимая решетку. Еще немного — и раздался стук множества кованых копыт из-под арки ворот; намного больше лошадей, чем в охотничьей партии.
Первая группа смеющихся и переговаривающихся между собой всадников, одетых в панцири, въехала во двор замка, и среди них был Ричард Львиное Сердце. Никаких шансов для Манди и Александра остаться незамеченными…
— Быстро, — пробормотал Александр. — Не сопротивляйтесь мне.
Манди только раскрыла рот спросить, чему не следует сопротивляться, как с изумлением почувствовала, что к ее губам прижались его губы, а руки Александра заключили ее в несколько неуклюжее, но страстное объятие. Спина ее прогнулась — он ведь был намного выше, — объятие было почти болезненным, а губы вдавились так, что зубам стало больно. Она протестующе задергалась, тогда Александр чуть отстранился и прошептал, будто объясняясь в любви меж поцелуями:
— Забрось руки мне за шею. Пусть Ричард думает, что мы — влюбленные, что никто не может встать между нами.
Манди поколебалась и, пусть чуть запоздало, поняла причину его выходки. Обнимая и прижимаясь всем телом, она еще подумала, что, оказывается, несмотря на прискорбную репутацию лобзаний, которые якобы могут ввергнуть неискушенных в тяжкий грех внебрачной связи, ничего соблазнительного она не чувствует.
Наступила глубокая тишина. Александр медленно прервал поцелуй, оглянулся и застыл, будто пораженный присутствием множества зрителей. Манди не пришлось разыгрывать смущение, она только надеялась, что история не получит продолжения и не завершится поркой на отцовских коленях.
Александр повернулся и стал, весь напряженный,
Ричард, сощурясь, глядел на парочку. Один из сподвижников короля, Меркадье, широко улыбался. Взгляд Уильяма Маршалла был задумчив.
— Я вижу, вам намного лучше, — сказал Ричард ровным голосом.
— Да, мой повелитель, — ответил Александр и потупил взгляд.
— И это ваше обычное поведение?
Из конюшни появились конюхи — принять рыцарских коней, — а тем временем все новые и новые всадники въезжали во двор замка.
— Нет, мой повелитель, но мы с Манди… — он предоставил жесту договорить, что именно, и чуть привлек девушку к себе. Пальцы его сжимали руки Манди так сильно, что девушка не могла ничего делать, разве что удержаться от вскрика.
— И крепостной двор — лучшее место для свиданий?
Александр не издал ни звука, уставясь в землю, и покраснел еще сильнее.
— Прочь с глаз моих, — сказал Ричард с холодным презрением. — Если у вас хватает сил тискать распутную девку, то, хватит и пережить непогоду в чистом поле.
— Мой повелитель. — Александр поклонился и, все еще не поднимая глаз, потянул Манди за собой к дальнему уголку конюшни; вслед им послышался смех рыцарей Ричарда.
Около деревянного фронтона стены он остановился, присел и, унимая дрожь во всем теле, сказал:
— Прости, пожалуйста, прости. — Он виновато заглянул в глаза Манди. — Но в такой момент я не смог ничего больше придумать. Иначе он непременно пригласил бы меня разделить его общество, и пришлось бы отказываться слишком прямо.
Коленки Манди тоже дрожали, так что она села рядом с ним и, потрогав покусанные губы отдавленными пальчиками, сказала:
— Вы меня поранили.
— Знаю… Мне жаль… Очень жаль…
Они молча прислонились друг к другу и так сидели, приходя в себя: он — с опущенными веками, а она — с широко раскрытыми глазами. Она смотрела на облака, плывущие по небу над замком, смотрела на изменение их форм и пыталась ни о чем не думать. Затем он снова взял ее за руку, пожал, на этот раз легонько-легонько.
— Я пою и сочиняю песни об изысканном искусстве любви, но на практике ничего не знаю. — И добавил со вздохом сожаления: — Я заслужил, чтобы вы со мной впредь и не разговаривали даже.
Манди почувствовала, как с этими словами огонек гнева угас в ее душе, и в порыве смелости она поцеловала его, как брата, в щеку.
— Я вам прощу… если вы сообщите отцу правду, прежде чем кто-то донесет до него весть, порочащую мою репутацию.
— Клянусь! — воскликнул Александр, возвращая поцелуй в щечку, а затем нежно и целомудренно прикоснулся к ее устам. И на этот раз Манди спросила себя, что же такого находят женщины в мужском поцелуе, но уже с огорчением.