Победитель, или В плену любви
Шрифт:
Начался танец — зазвучала смесь пения и музицирования на флейтах, волынках, лютнях и тамбуринах. Вдохновленные женщины потянули упиравшуюся Манди в середину веселья. Сначала она пыталась отпираться, чувствуя себя неуклюжей и застенчивой. Она не танцевала со времени турниров, когда ее мать была еще жива и сама она напоминала беззаботного ребенка. Но когда-то выученные движения остались, в памяти, и она вспомнила их с увеличивающейся непринужденностью, когда ее захватила музыка. Помня радость травы луга и огней лагеря, ее ноги начали исполнять точные движения. Аккуратно и уверенно, быстро, как игла, проникающая
Манди разогрелась от движения, и влажные волосы упали на брови. Она танцевала для своего потерянного детства, всех дней несчастья и забот, для матери, отца и самой себя. Это было и воспоминание, и пробуждение. А потом, когда темп замедлился, чтобы дать танцующим перевести дыхание, принц Иоанн взял ее руку. Несмотря на его коренастость, он был легок в шаге, и, так как они были равны по росту, они подходили друг к другу, как их сжатые пальцы; и он повел ее сначала направо, потом налево. Ее спина прижалась к его груди; его руки поднимали и кружили. Когда они соприкасались, она вспыхивала. Танец продолжался, и он пропускал ее к следующему мужчине на линии, но в конце она возвратилась к нему, и на последнем, торжествующем аккорде труб и тамбуринов он склонился к ее руке и поцеловал, коснувшись точки пульса самым кончиком языка. Дрожь слегка прокатилась вниз по ее спине, и, ощутив это, он улыбнулся.
— Так что, вы все еще не боитесь меня?
Манди опустила глаза.
— Нет, милорд, не боюсь, — сказала она неуверенно.
— Хорошо, вы и не должны, потому что я хочу видеть вас энергичной.
Ударила другая мелодия танца, более яркая, чем предыдущая, и пары начали перемещаться и колебаться. Манди использовала рисунок шагов, чтобы освободиться от Иоанна, но сделала не больше, чем первые несколько поворотов, и вместо соединения рук с женщиной в ее ряду прошептала извинение и сбежала из зала на верхний этаж.
Прислонив голову к прохладному камню на лестнице башенки, она слушала удары своего сердца в ушах.
Она сказала правду. Манди не боялась Иоанна — она испугалась себя. Она будто все еще чувствовала прикосновение его рук и видела, как вспыхивает в его глазах волчий огонь. Ее тело ныло от желания, но последний раз, когда она дала волю своим чувствам, последствия изменили ее жизнь и ее восприятие навсегда.
Манди оторвала голову от камня и направилась к маленькой комнатке у стены, куда был отправлен Флориан, спать в той же самой кровати, что и сын Элайн, — няня Жиля наблюдала за детьми.
Светильник, зажженный на шкафу, испускал тусклый свет на две маленькие головки; одна — рыжевато-русая, другая — цвета воронова крыла. Манди пристально глядела на округленные, невинные черты сына, большой палец, затрагивающий сжатые губы, густые черные ресницы, кажущиеся слишком тяжелыми для прозрачных век. Острая боль пронзила ее живот. Насколько легким было его зачатие — простой, единственный момент, и как трудно далась дорога с тех пор. Она была бы самой большой дурой на земле, чтобы
Манди погладила мягкую щечку Флориана, улыбнулась няне и повернулась, чтобы уйти, и тут обнаружила, что Иоанн следовал за нею и отрезал ей путь к спасению. Няня вскочила на ноги со сдавленным криком удивления.
Иоанн приказал ей жестом сесть, чтобы не мешала, и затем игнорировал ее присутствие.
— Вы не остались танцевать, — сказал он Манди.
— Я пришла посмотреть на моего сына, милорд, — ответила она более уверенно, чем чувствовала себя. — Иногда он просыпается и зовет меня.
Он прошел мимо нее в комнату, чтобы посмотреть на двух спящих детей.
— Я помню, когда сам был такой маленький, как эти двое, — сказал он.
Манди увидела редкое выражение на его лице. Циничные очертания рта и хищное выражение темных глаз смягчились.
— Они так невинны в этом возрасте, — пробормотал он, — так искренне привязаны к вам и не носят маски на лицах, чтобы получить от вас все, что можно.
— Я не знала, что у вас были дети, милорд.
Уже в то время, когда говорила, Манди поняла; насколько нелепым было ее замечание. Если Иоанн не был бесплоден, то его репутация среди женщин сделала почти неоспоримым факт, что он имел незаконнорожденных детей.
— Мальчик и девочка от разных матерей, — сказал он. — Ричарду — девять, и Джоанне — семь.
— Почему… Что случилось с их матерями?
Иоанн повернул голову, и мягкость в его глазах исчезла под жесткой шуткой.
— Вы задаетесь вопросом, бросил ли я их на съедение волкам, как только моя жажда была утолена?
Манди потупилась.
— Полагаю, что нет.
— А что случилось с вами? — Он указал на Флориана. — Отец не хотел его знать?
Манди знала няню, сидящую на своем табурете. Хотя голова женщины была наклонена, она не могла не слышать то, о чем говорилось.
Понизив голос, Манди повернулась так, чтобы отдалиться от няни.
— Его отец женился бы на мне, но я решила, что лучше, чтобы наши пути разошлись.
— Так что не будь вы уважаемая вдова, вы бы придумали так, чтобы другие верили? — Голос Иоанна тоже понизился, будто состязаясь с ней, а его глаза искрились смехом.
— Никакая я не вдова.
— Но очень уважаемая, — сказал он торжественно. Затем пристально посмотрел на женщину на табурете и сказал еще громче: — Но мне больше всего понравилось, как вы чудесно работали иглой этим утром. У меня есть еще одежда, которую надо починить до того, как я уеду. Приходите в мою комнату, и я дам ее вам.
Манди смотрела на него. Это было сродни тому, чтобы отправиться в логово волка и надеяться не быть съеденным.
— Мои оруженосцы будут там, — сказал он, будто прочитав ее мысли, и сделал приглашающий жест в сторону открытой двери. — Вам нечего бояться.
Не глядя на него, Манди вышла.
Иоанн занял главную опочивальню и переднюю, которые обычно часто посещали Элайн и дворня. Она шла мимо своей собственной кровати и видела мешки, седла и пару позолоченных шпор. Два оруженосца были заняты в главной палате — один полировал шлем Иоанна смазанной тканью; другой вычесывал самых шерстистых собак жесткой щеткой. Щелчком пальцев Иоанн приказал им обоим удалиться во внешнюю комнату.