Победитель свое получит
Шрифт:
– В сортире? Ты что, Бочков, несешь? – оскорбился Кирилл. – И зачем я тебе? Впрочем, понимаю: «Жил на свете рыцарь бедный». Значит, она опять тебя прислала? Как же вы оба меня достали! Ну и где она сейчас?
– Кто она?
– Да не валяй дурака! Анжелика, кто же еще? Королева гастронома.
– Рядом, только в женском, конечно, туалете. Вас ждет, – грубо ответил Илья, но сразу спохватился: – Это была шутка. Я не знаю, где Анжелика. Она пропала. Ее еще днем не могли найти. Я думал, она с вами.
– Ты
– Темновато здесь, – уклонился Илья от прямого ответа.
– А все-таки? По-твоему, я способен сам сунуть голову в петлю?
– Нет, не думаю. Скорее всего, вы смоетесь. Вы пугливый.
– Не хами, Бочков, – строго предупредил Кирилл. – Ты странный парень! Я не успел тебя до конца раскусить. Но я не верю, что в этот сортир ты притащился по нужде и на вокзал попал случайно. Если ты не от нее, то от кого же?
– Я сам по себе. Пацаны в студии волнуются, куда вы подевались. Они обрывают телефоны ваших знакомых. А я пошел по сортирам и оказался прав.
Кирилл резко откинулся, стукнув затылком по оконному стеклу.
– Значит, и тебя зацепило, – сказал он с сочувствием. – Жалко студии, жалко перспективы. Понимаю. Поманила актерская карьера? Ну что ж, ты не без способностей: хороший рост, характерное выразительное лицо…
– Да нет у меня никаких способностей! – отрезал Илья. – И «Гамлет» ваш отстой. Никто на него не пойдет.
– Э, тут ты не прав! Я эпатирую зрителя. Я вызываю недоумение, раздражение, гнев – стало быть, обратную связь. Стало быть, реакцию, часто бурную. Люди такое любят!
– Если по справедливости и с обратной связью, то и зрителям тоже надо вас раздражать и эпатировать. Например, гнилым помидором. Так ведь было в старину, вы сами рассказывали. Я бы сам первый чего-нибудь в вас кинул! Но вы, Кирилл Аркадьевич, должны вернуться в нашу студию.
– Все кончено, Бочков! – объявил Кирилл, весело потягиваясь. – Все решено – я уезжаю навсегда.
– В Москву?
– В Москву.
– И что вы будете там делать?
Кирилл оптимистично хлопнул себя по джинсовой коленке:
– О, в Москве всякий найдет себе место! Тем более я. Еду не наудачу – меня ждут. Поначалу, правда, буду ставить в очередь с двумя другими бедолагами какой-то дрянной сериальчик для бабья. Но это пока! Летом один мой друган запускается с фильмом, обещал роль. И вообще театров и театриков в Москве полно, и всюду приятели. В конце концов, Любка Барахтина баба классная, не даст пропасть.
– Барахтина? – удивился Илья. – Разве ее уже выпустили из подвала?
Он тут же сообразил, что сглупил – в подвале с кляпом во рту сидела не сама Барахтина, а ее героиня.
Кирилл понял его вопрос по-своему:
– Ты имеешь в виду
– Как, вы будете петь?
– Почему бы нет? Надо будет, спою. Только за оч-чень большие деньги – в отличие от птичек. И станцую. Гляди!
Кирилл легко соскочил с подоконника, вышел к умывальникам, сунул руки в карманы. Вдруг, ловко стуча и шлепая подошвами по рыжей плитке, он выбил истеричную ирландскую дробь.
– Классно, – признался Илья. – Почти как у Снегирева выходит.
– Снегирев – это кто?
– Он грузчиком у нас работает. Пенсии ему не хватает, и вот он…
– Слушай, Бочков, я все-таки дам тебе по затылку! Ты хам!
Кирилл стоял, широко расставив ноги на рыжем кафеле, и зло гипнотизировал Илью. Он совсем не моргал – значит, сердился. Его широкая спина отражалась в восьми зеркалах над умывальниками.
Илья вдруг вспомнил, что многие и лучшие сцены голливудских фильмов разворачиваются именно в сортирах. Хорошо! Пускай! Пусть будет как в Америке! Забить бы теперь Попова до полусмерти, притиснуть его прекрасное большеглазое лицо к скользким рыжим плиткам! Обмазать дизайнерскую бородку густым кровавым кетчупом… Тара, ты его забудешь, он не любит и умрет!
Никто в ту страшную минуту не умер и не захлебнулся кетчупом. Зато какой-то мужичонка в кожаной кепке и со старомодным чемоданом на «молнии» вдруг спустился по ступенькам в туалет. Он долго возился, выбирал кабинку поуютнее и наконец забрел за поворот, где стояли двое странных людей и убивали друг друга взглядами.
Попов одумался первым. Он открыл кран и стал старательно мыть руки. Мужичонка пожал плечами, втиснулся вместе с чемоданом в кабинку и громогласно заперся на задвижку. Тогда Попов бросил мыть руки. Он небрежно побрызгал на пол с рыстопыренных пальцев.
– Дурак ты, Бочков, – тихо сказал он. – Дон Кихот Фурорский! Кажется, я понял, в чем дело. Но вслух ничего говорить не буду, а то ты сразу начнешь шуметь, махать руками и кидаться плевательницами. Не надо! Я уеду тихо. Меня уже ждет слава, а вот ты…
– Где Анжелика? – вдруг прервал его Илья.
– Здрасте! Я ведь сам тебя спрашивал о том же самом! Откуда мне знать? Да и не хочу я знать, потому что…
Кирилл вдруг подхватил Илью под руку мокрой ладонью и потащил за перегородку, где на подоконнике осталась его сумка. Здесь он вытер руки мятым носовым платком, вытащенным из карманчика сумки, а из собственного кармана достал другой платок, посвежее.