Победители недр. Рассказы (ил. Е.Адамова)
Шрифт:
— Но сколько ждать? Сколько ещё томиться в бездействии?
— Подождём ещё тридцать шесть часов. Обещаю тебе: если они в течение этого времени не вернутся, мы пойдём на поиски их.
— Хорошо, Никита… — надломленным, сразу ослабевшим голосом сказала Малевская. — Хорошо… Подождём…
Она подошла к столику, упала на стул, на котором только что сидел Мареев, и уронила голову на раскрытую тетрадь Володи.
— Алло! Никита!.. Включи экран!..
Голос Цейтлина прозвучал в обычный для разговоров со снарядом час. Мареев посмотрел на Малевскую, на её рассыпавшиеся по листкам
Глава 16. ЗАТЕРЯННЫЙ В НЕДРАХ
…Голова болела так сильно, что даже поднять веки казалось невыносимым мучением. Но что-то подсознательное твердило: это надо сделать. Медленно, преодолевая мучительную боль в затылке, раскрылись ресницы… Яркий свет ударил в глаза, и веки опять сомкнулись.
И вдруг вспыхнуло сознание и в одно мгновение разорвало пелену тумана.
Забыв о боли в затылке, Володя широко раскрыл глаза и приподнялся на локте. Его голова ударилась о днище торпеды. Свет падал сверху. Володя лежал на мягкой массе измельчённой породы, в свободном узком пространстве между нею и торпедой. Его ноги почти целиком были засыпаны породой, голова находилась у самого люка. Подальше, возле крайней колонны, из песка высовывалась по локоть рука Брускова со сжатым кулаком. Рядом с ней виднелась верхняя часть его шлема и поблескивал уголок стекла от очков, как будто внимательно следя за Володей.
Всё стало ясно.
“Обвал… Нас засыпало…”
Его охватил ужас. Малевская, Мареев, модель электростанции, мама, отец в цехе, расплавленная магма, страшный зеленовато-коричневый водопад — всё завертелось на миг, как в калейдоскопе. Из головокружительного хаоса в сознании вдруг выплыл и всё оттеснил тёмный спасительный зев раскрытого люка торпеды… Туда!.. Скорее туда!.. Под надёжную стальную оболочку!
Володя заметался в сыпучем раскалённом песке. Едва вытаскивая ноги, он полз на дрожащих руках, всхлипывая и задыхаясь.
Сколько времени прошло, пока он вполз в торпеду? Несколько минут или много часов? Володя не мог бы ответить.
Захлопнулись внешние и внутренние крышки люка торпеды. Лёжа на полу, Володя дрожал мелкой, изнуряющей дрожью. Радость спасения пересиливала все чувства.
Постепенно утихало волнение. Пробивались первые, робкие мысли.
“Что теперь делать?.. Не повреждена ли торпеда? Надо скорее уходить отсюда!.. Я сумею пустить её в ход… Скорее к снаряду… к Марееву… А Михаил?.. Погиб?.. Раздавлен?..”
Опять от ужаса пропали мысли, затуманилось сознание… Но он, Володя, жив… Он жив! Какое счастье!.. И вновь прояснился мозг и замелькали мысли:
“Надо скорее к Марееву… А Михаил?.. Мы вернёмся сюда, отыщем его…”
Медленно, держась за стенки торпеды, Володя встал и выпрямился. Всё тело болело. С трудом двигая руками, Володя отстегнул каучуковый воротник скафандра, откинул на спину шлем и посмотрел вокруг себя.
Вдруг громкое, неудержимое рыдание потрясло всё его тело. В мёртвом, равнодушном безмолвии, под бесстрастным светом электрической лампы он прислонился лбом к стальной оболочке торпеды и долго плакал горько и безутешно.
“Михаил… бедный, милый… Тут… внизу…
Сердце разрывалось при воспоминании о руке со сжатым кулаком, о стёклышке, которое так внимательно смотрело.
Снаряд не успеет вернуться… нет, не успеет… А он, может быть, ждёт…
И так же внезапно, как начались, рыдания прекратились. Володя, оцепенев, стоял у стенки торпеды, ощущая лбом её холод.
Неожиданно он выпрямился, глаза засверкали серьёзно и решительно, румянец залил побледневшие щёки.
Володя бросился к люку, ведущему в нижнюю камеру, и отыскал там короткую, широкую лопатку. Быстро, дрожащими руками, натянул на голову шлем и застегнул вокруг шеи каучуковый воротник.
Через несколько минут он полз под днищам торпеды к руке, торчавшей из массы песка, к мягко поблескивавшему стёклышку полузанесённого шлема…
Больше двух часов, скорчившись в тесном пространстве под торпедой, откапывал он безжизненное тело Брускова. Много раз он бросал лопатку и в изнеможении опускался на песок, тяжело дыша, не чувствуя натруженных рук, с невыносимой болью во всём теле.
Когда Брусков был почти освобожден из-под тяжёлого рыхлого слоя породы, новый приступ отчаяния овладел Володей: шлем Брускова на правой щеке был разорван и залит кровью, уже запёкшейся. Сквозь стёкла очков было видно, что кровью залито и всё его безжизненно-бледное лицо.
Но отчаяние длилось недолго. С новым приливом яростной энергии Володя продолжал откапывать Брускова.
Невероятно тяжёлым показалось Володе тело Брускова, когда он потащил его к люку и начал втаскивать в торпеду. Как страшно было прикасаться к мертвенно-неподвижному телу и прижимать его к себе!
“Он жив… — настойчиво убеждал себя Володя, — он только ранен… как тогда, в пещере…”
Он чувствовал, что не мог бы заставить себя держать в руках тело мертвеца. Лишь мысль, что Брусков жив, поддерживала его энергию и помогала ему преодолевать безотчётный ужас перед смертью и страх перед местом катастрофы.
Когда тело Брускова — тяжёлое, мягкое, как будто бескостное — опустилось в полусидячем положении на пол цилиндрической камеры, Володя собрал остаток своих сил и опять вышел наружу, чтобы обрезать провода к засыпанным инструментам и внести лампу в торпеду. Лишь герметически закрыв за собой оба люка — внешний и внутренний, — он опустился на пол в тесной близости с телом Брускова и почти без сознания долго оставался в неподвижности.
Внезапно вспыхнула мысль:
“Нельзя медлить!.. Промыть, перевязать рану… Скорее!.. Он истекает кровью…”
С невероятными усилиями Володя поднялся на ноги, скинул с себя шлем и скафандр и стал снимать шлем Брускова. Голова Михаила бессильно свисала на грудь, почти касаясь согнутых колен. Отстегнутый шлем не поддавался усилиям Володи: края разреза, залитые толстым слоем крови, запёкшейся вместе с песком, плотно пристали к лицу. Тогда Володя обрезал ножом материю шлема вокруг раны, обмыл тёплой водой лицо Брускова, проделал несколько приёмов искусственного дыхания и наконец остановился, измученный, едва держась на ногах, совершенно подавленный. Брусков не проявлял признаков жизни.