Победительница

Слаповский Алексей Иванович

– А еще здесь! – он включил компьютер с большим монитором, где тоже онлайн транслировались акты обнаженных отношений.

– Заметь причем, – комментировал Башмаков, – это не сброд какой-нибудь, это не подпольные съемки, это отборные звезды, красавицы, лучшие тела мира – я их, между прочим, по именам знаю, такое ощущение, что с некоторыми знаком.

После этого Башмаков всё убрал, опять выпил, долго тер лоб.

– К чему это я?

– Видимо, к тому, что виртуальные отношения с незнакомыми женщинами посредством их партнеров тебя устраивали?

– Да. Можешь смеяться. Было чувство, что я могу всё – и со всеми! И всегда! И я отвык хотеть живых! Это облегчило мне жизнь. Больше

того, это сделало мою жизнь счастливой. Если я все-таки случайно встречал красивую женщину и начинал мучиться типично мужской мыслью – «почему не моя?», – я тут же бежал домой и находил девушку в три, в пять раз лучше встреченной незнакомки!

– А что вы делали, когда не было этих фильмов, Интернета, даже журналов? Ведь такое время было, – спросила я, потому что хорошо знала историю и читала, что такое время действительно было в СССР. СССР, Володечка, означает Союз Советских Социалистических Республик, евразийское государство, включавшее в себя то ли пятнадцать, то ли двадцать пять стран, где люди говорили на 150 языках, там было принудительное и неэффективное, но относительно спокойное равенство, по которому многие потом скучали.

– Я сам рисовал! – заявил Башмаков. – Пойдем, покажу.

Он повел меня в дальнее открылие дома, отомкнул тайную комнатку и показал мне коллекцию картин, на которых были изображены мужчины и женщины в разных позициях. Занятно, на мой взгляд, было то, что в них только редкий человек увидел бы что-то возбудительное. Они были, как и космолетчики на инопланетных картинах Башмакова, пропорциональны, стерильны, это была какая-то абсолютно непорнографичная порнография – такой, буквальной и безгрешной, бывала она на древних индийских и античных изображениях, когда людям еще не сказали (вернее, когда они сами не сказали себе), что это грех, блуд и непристойность. Но, видимо, на Башмакова действовало – он и сейчас смотрел на свои старые творения любовно. Или, вернее, по-приятельски, будто встретил старых знакомых.

– Вот эту я очень любил, – показал он на девушку, изогнувшуюся под чреслами мужчины (сам мужчина ничем, кроме чресл, на картине не присутствовал), девушка была голубоватой, с такими формами, каких не существует, рот ее был томно приоткрыт, сверкали белые зубы. – Аола, – назвал он ее имя, уверенный, как все фантасты, что у инопланетных девушек должны быть певучие и красивые имена.

– Ясно, – сказала я. – То есть ты был счастлив, а потом разбогател, появились живые женщины, которые по сравнению с этими оказались намного хуже?

– Да, – сознался он. – Ты такая умная, что я не хочу тебе врать. Именно так. Но с ними было просто. С тобой труднее.

– Почему?

– Потому что ты первая, кого я хочу больше, чем их, – он имел в виду и своих нарисованных красавиц, и девушек из фильмов и Интернета.

Я не понимала, приятно это мне или неприятно. Скорее все-таки не очень приятно, потому что такие ситуации разговорами не кончаются, дальше следует что-то практическое и непредсказуемое.

– Поэтому я и говорю, – повторил он уже без крика и без топания ногами. – Лучше исчезни. Побеждай там на своих конкурсах, живи там с кем-нибудь. Подальше от меня. Я болеть и с ума сходить не хочу. И без того, как идиот, выставку устроил. Я же понимаю, что надо мной смеются. Дилетантский абсолютизм выдумали, идиоты. Там же мертвое всё. Может, это им и нравится – сами мертвые потому что...

Константин Константин продолжал пить, но, несмотря на слабость характера и организма, совсем не пьянел. Зато от него меньше пахло человеком, как обычно, а пахло вином. И свет был у этой комнатки, где мы стояли, какой-то голубоватый, как на его картинах, будто инопланетный. Всё казалось искусственным и привлекательным.

Он сам был похож на персонажа какой-то грустной космической истории. Мне стало жаль его, захотелось утешить и приласкать. Мне захотелось устроить праздник человеку, который всю жизнь страшился праздника.

– Откуда ты знаешь? – сказала я. – Иногда невозможное становится возможным.

– Только не дразни, – сказал он стонущим голосом и замахнулся бутылкой.

Я улыбнулась, взяла бутылку из его руки, отшвырнула. Она разбилась о белую стену коридора и окрасила ее своим выплеском. А ковер в коридоре был густым мягким, как альпака, это такой сорт искусственного меха 75 .

И я повлекла Башмакова на пол нежным движением, он опустился, не веря всем своим органам чувств, дальнейшее я взяла на себя, и вот уже мы с ним находились в том состоянии, которое он только наблюдал со стороны. Правда, привычка что-то в стороне видеть, наверное, осталась, потому что в один из кульминационных моментов я заметила, как он посматривает на свою синюю Аолу. Я повернула его лицо ко мне. И он уже не отворачивался.

75

Альпака на самом деле – животное семейства верблюжьих, полностью исчезнувшее в 70-е годы 21-го века, как и его родственники викунья, гуанако и лама.

Последствия этого вечера были неожиданные. Башмаков выкинул все картины из своей тайной комнаты, все фильмы, без малейшего сожаления расстался со всем наглядным эротическим материалом, который наполнял его предыдущую жизнь.

Я насторожилась и сказала почти официально:

– Константин Константин, напоминаю, что по условиям договора о найме на работу (а такой договор меж нами был составлен) я имею право вас покинуть в любую минуту. Мне было с тобой приятно, – сказала я уже с б'oльшим сердечием, – но этот был только раз, случай.

– Пусть, – сказал он. – Мне этого хватит на всю оставшуюся жизнь!

Однако прошел день, прошел вечер, и я вдруг почувствовала, что не прочь повторить наш вчерашний опыт в более комфортных условиях. И сказала Башмакову об этом. Он чуть не заплакал от восторга. Я слышала, как он два часа плескался в ванной – зная о моей аллергии и стремясь смыть с себя всё человеческое. Потом он сдобрился одеколоном, а я приняла свои обычные антиаллергенные таблетки.

...В общем, Володечка, это была очередная странность на Highway vjtq ;bpyb? Rjulf z gjnthzkf rjynhjkm yfl cj,jq b cdjbvb xedcndfvb/ 76

76

Эта запись осталась нерасшифрованной, кроме слова Highway, то есть «шоссе» (англ.).

Ничего не было оригинального и завлекающего в Башмакове. О внешности не стоит и говорить. Талант? Смешно. Я сама его продвинула, но я понимала ему настоящую цену. Человеческие качества? Да, он был добрым, вежливым, скромным, тихим, но это не имеет отношения к тому, что я испытывала. Может быть, он был искусный любовник? Отнюдь. Короче говоря, в нем не имелось ничего хорошего, но это были дни, когда я с удивлением чувствовала, что меня всё устраивает. Я училась, готовилась к конкурсу, была очень занята, но к вечеру старалась неизменно вернуться домой. И еще за полчаса до встречи я чувствовала наперекор себе, как всё мое женское естество стремится к неказистому, неумелому и, если уж говорить откровенно, неидеально пахнущему, несмотря на душ и одеколоны, телу Башмакова.