Побег из ада
Шрифт:
Я и сама подсознательно, но склонялась к той же мысли.
Хотя традиционное биологическое оружие действует совсем по-другому.
Я пришла в «Восток» в пять минут восьмого. То есть на четыре минуты раньше условленного Громом срока. Заказала себе стакан апельсинового сока и стала медленно цедить его через соломинку.
Гром появился неожиданно. Как всегда. Хотя я внимательно отслеживала появление любого нового человека в небольшом зале кафе, он возник как-то сразу, мягко прикоснулся большой массивной ладонью к моему
Он постарел. Я не видела его несколько месяцев, но даже за это время он сдал. Да, девяносто девятый год выдался для него урожайным на происшествия.
…Седина в густых темно-каштановых волосах, тяжелый, неподвижный и непроницаемый взгляд светло-серых глаз.
Гром поправил пиджак и выжидательно, оценивающе посмотрел на меня. Ничего не сказал. Потом повернулся вполоборота и кивнул подбежавшему официанту:
— Принесите мне минеральной воды, пожалуйста.
Официант косо посмотрел на нас — ну что за посетители пошли, одна апельсиновый сок пьет, а второй и вовсе минералку! — но Гром, казалось, понял, что тот подумал, и потому после внушительной паузы добавил:
— И бутылочку мартини, пожалуйста. Ну и все, что к ней полагается, сами знаете.
Понятно. Гром почувствовал, что официант выделил нас из общего ряда, и поспешил в него снова затесаться. Осторожность совершенно излишняя, перестраховка, так сказать, но, как говаривал сам Гром, в нашем деле не бывает пере —, а только недостраховка. Но об этом недо — узнаешь только на небесах.
Лично я никогда не видела, как Гром пьет алкогольные напитки. Уверена, что не будет пить и на этот раз. В крайнем случае только чуть пригубит, а это, как говорится, не в счет.
— Рад тебя видеть, — сказал он. Да? А по голосу никогда не поймешь, рад ли он тебя видеть или же сейчас достанет пистолет и очистит белый свет от твоей персоны.
В принципе, хотя я знала его уже давно, все равно — могла ожидать от него чего угодно.
Абсолютно. Человек-загадка.
— Мы отправимся на прогулку, — без предисловий сказал он. — Впрочем, ты можешь выпить свой, — он втянул воздух ноздрями и еле заметно усмехнулся, — апельсиновый сок. А также немного мартини. Конечно, это не то, что мы как-то раз пили с тобой в Монако, но все же…
«Пили»! И это он называет «пили»! Возможно, то, что делала я, и можно поименовать этим кратким, но в высшей мере содержательным глаголом, но Гром…
В миру его звали Андрей Леонидович Суров. Мое знакомство с этим человеком — если это можно так назвать — произошло далеко от того места, где мы сейчас сидели друг напротив друга и мирно пили апельсиновый сок и минералку.
…Это было в первый же день учебы на секретной базе Минобороны. А потом нас вместе направили на территорию Югославии с частями наших миротворцев. Сейчас, на волне последних событий в Косове, это понятие — миротворец — стало модным, а вот у тех, к кому оно имело самое непосредственное отношение, слово это было не в чести. Миротворец. Что-то елейное и неправдоподобное было заключено в нем. Надуманное.
Фальшивое.
И вот когда я была
Его имя я узнала позднее — когда столкнулась с ним непосредственно.
Помимо так называемых миротворческих функций, группа Сурова осуществляла и закулисную деятельность, которая, по сути дела, и была основной. Мы занимались сбором агентурных данных об армиях стран, входящих в НАТО. С упором на бундесвер и итальянскую национальную гвардию.
Но потом мы едва не погибли. По той самой причине, которая, как выстрел из-за угла, как смертоносный кусок металла на минном поле, везде и всегда подстерегает разведчика: из-за предательства одного из членов нашей группы. Конечно, самое страшное, что нам грозило за границей, это арест, но, как коротко сказал Гром, обрисовывая ситуацию, в России нам бы не простили провала.
— Автокатастрофа или случайный кирпич на голову — то или иное, но нам бы обеспечили, — резюмировал он.
Я даже не стала спрашивать, кто именно обеспечил бы нам такие блестящие перспективы. И так понятно.
Слова Сурова частично подтвердились. Из Югославии нас, само собой, выпроводили. В органах же посчитали виноватыми в провале миссии и благополучно отправили всех в отставку. Без права оправдаться.
Выбросили, как щенков.
В девяносто восьмом я вернулась на родину, в Тарасов. Работу искала недолго. Было несколько предложений из различных инстанций вплоть до того, чтобы работать в госструктурах.
В конце концов так оно и получилось. Потому что ведомство с сомнительным по нынешним временам названием Комитет солдатских матерей и было государственной структурой. Куратором его, если мне не изменяет память, состоит лично губернатор области.
Туда-то я и поступила на работу в качестве юридического консультанта и думала, что мое знакомство с Суровым на этом прекратится.
Но не тут-то было. В том же году в руководстве ФСБ и одновременно ГРУ произошли серьезные кадровые перестановки, и меня без труда обнаружили и вновь довольно настойчиво востребовали к службе. Первоначально я отказалась и посчитала это единственно правильным решением.
И тут на сцену снова вышел Гром. Оказывается, он вернулся в разведку и теперь целенаправленно восстанавливал состав старой югославской группы, так грубо разогнанной прежним руководством.
Он заверил меня, что для возвращения на службу вовсе не обязательно в корне ломать устоявшийся образ жизни.
— Ты можешь оставаться в своем комитете или как он там называется… это даже будет способствовать твоей работе на нас.
Я не могла отказаться. Я всегда верила ему. Кроме того, существовал дополнительный фактор. Наркотик постоянного напряжения, делающий жизнь особенно яркой и красочной. Пресное существование под крылышком моей начальницы Светланы Алексеевны по прозвищу Патрикеевна не могло обеспечить мне того мощного выплеска адреналина, к которому я так привыкла за долгие годы.