Побег из Араманта
Шрифт:
– Мы и есть Морах, – пели ему тысячи глаз. – Имя нам легион. Мы – все и во всем.
– Ну вот, видишь, – промолвила старая леди. – Уже не страшно.
И это была истинная правда. В самом деле, чего бояться, если, глядя в несметное множество зрачков, чувствуешь себя частичкой величайшей силы во Вселенной? Нет уж, пускай трепещут другие.
Откуда-то издали донеслись звуки музыки: барабаны, трубы, флейты. И топот ног, который невозможно спутать ни с чем. Где-то маршировали отряды.
– Бо! – испуганно закричала сестра. – Бежим отсюда!
Однако мальчику не хватало ни сил, ни
– Они скоро придут, – изрекла седовласая леди. – Их уже не остановить.
Девочка потянула брата за руку. Тот проявил недюжинную силу и не шелохнулся.
– Уходим, Бо!
– Мои прекрасные зары, – прошептала старуха. – О, как же они любят убивать!
«Убивать! – восхищенно подумал Бомен, содрогнувшись от избытка собственной мощи. – Да, убивать!»
Мальчик поднял глаза: на стене висел чудесный изогнутый клинок.
Топ, топ, топ! — грохотали тяжелые шаги.
– Возьми его, – промолвила леди.
– Нет! – воскликнула Кестрель.
Бомен потянулся и снял вожделенный меч. Рукоятка удобно легла в ладонь; лезвие оказалось легким, но явно смертоносным. Кестрель в испуге отпрянула. И, как выяснилось, не напрасно, ибо в тот же миг мальчик развернулся и с улыбкой, которой Кесс никогда не видела прежде, полоснул воздух там, где только что стояла она.
– Убить! – с наслаждением выговорил он.
Братец мой! Что она с тобой сделала?
Топ! Топ! Топ!
Били барабаны, ревели трубы. Кестрель оглянулась и с ужасом увидела, как резные стены спальни, увешанные трофеями, тают во мраке. Дверь в гардеробную тоже пропала, и вскоре тьма поглотила все, кроме постели под высоким пологом да еще столика и лампы с ее бледным ореолом, за которым разверзлась черная бездна.
Топ! Топ! Топ!
– Больше никакого страха, – произнесла старуха. – Пускай другие трепещут.
Девочка вне себя от ужаса попятилась в кромешную ночь, продолжая взывать к любимому брату: Бо! Милый мой! Вернись ко мне!
— Убить! – ответил он и еще раз рубанул сплеча. – Пускай другие трепещут!
– Мои прекрасные зары вышли на битву, – сказала седовласая леди. – О, как же они любят убивать.
– Убей, убей, убей, убей! – пропел мальчик, подражая развеселой мелодии марша. – Убей, убей, убей!
– Любимый! – умоляла Кестрель, чувствуя, как разрывается сердце. – Не покидай меня! Я не смогу без тебя жить…
И вот наконец они появились из мрака. Впереди всех, ловко размахивая золотым жезлом, четко вышагивала высокая красивая девочка в накрахмаленной белоснежной униформе. Длинные золотистые локоны свободно струились по ее плечам, обрамляя миловидное юное личико. Девочке было не больше пятнадцати лет. Маршируя и вращая жезл, она улыбалась. О, эта улыбка! Белый камзол с широкими плечами, туго стянутый на стройной талии, блестел золотыми пуговицами. Безупречно чистые брючки слепили глаз, черные ботинки сияли. Лихо сдвинутая набок остроконечная
Постепенно до потрясенного сознания Кестрель начало доходить, что именно выкрикивают эти красавцы и красавицы в белоснежно-золотых мундирах. Бомен пел ту же самую песню, в которой было всего лишь одно слово.
– Убей, убей, убей, убей! Убей, убей, убей!
Воинственный мотив обладал какой-то особой привлекательностью, и тот, кто хоть однажды слышал его, уже не забыл бы. Мелодия качалась то вверх, то вниз, и затихала, и неумолимо возвращалась вновь.
– Убей, убей, убей, убей! Убей, убей, убей!
Мрак порождал все новые марширующие ряды. Сколько же их? Казалось, воинство готово заполонить Вселенную.
– Мои прекрасные зары, – повторила старуха. – Теперь их ничто не удержит.
Девочка с блистающим жезлом остановилась и зашагала на месте. Оркестр послушно выстроился за нею широкими рядами и сделал то же. За музыкантами прервали равномерную поступь и солдаты. Песня умолкла, однако равномерный топот продолжался, разве что армия никуда не продвигалась. Далеко позади, во тьме, куда не доставал свет лампы, подтягивались к ожидающим новые и новые ряды солдат. Юных, красивых, улыбающихся.
Кестрель отступала во мрак, к пустым коридорам и спасительному камину. Рука ее по-прежнему сжимала серебряный голос, но бедняжка забыла о нем. Не замечала она и того, что горько плачет, глядя только на брата, на нежно любимого брата, который был ей роднее самой себя, а теперь разбивал на части юное преданное сердце.
Братик! Милый! Вернись ко мне!
Бомен и ухом не повел. Как он переменился! Мальчик занял место во главе строя, и клинок его со страшным свистом рассекал воздух, а на устах играла все та же жуткая улыбка… Вообразите: даже сквозь пелену слез Кестрель различила в колонне еще одно знакомое – и одновременно чужое – лицо. Это был Мампо. В бело-золотом мундире заров, уже не дряхлый старик, но и не прежний грязнуля, он сиял от гордости. Поймав заплаканный взгляд девочки, юный красавец радостно помахал ей рукой.
– А у меня новые друзья, Кесс! Смотри, сколько их!
– Нет! – прокричала девочка. – Нет! Нет! НЕТ! Однако мольбы остались не услышанными. Бомен поднял меч над головой, и за его спиной засверкали остальные клинки. Обнажив оружие, армия снова тронулась с места. Красавица с жезлом прошла, чеканя шаг, за братом Кесс, следом двинулись трубачи, флейтисты и барабанщики, а следом, с бравой песней на устах, глядя прямо перед собой и улыбаясь, замаршировали солдаты.
– Убей, убей, убей, убей! Убей, убей, убей!.. – пели они.