Побег из Эдена
Шрифт:
Макс сделал шаг вперед и остановился посреди большой пустой лаборатории в нерешительности. Борисов не оборачивался, ничего не говорил и, казалось, вообще забыл о присутствии Громова.
Тот некоторое время перетаптывался с ноги на ногу.
— Может, мне зайти в другой день? — спросил он наконец.
— Можете, — коротко и сухо ответил Борисов.
Максу стало еще неуютнее.
— Может... я думал... как-то... Может, вы хотя бы скажете, с чем я должен ознакомиться? — выдохнул он, чувствуя, что щеки просто пылают от неловкости. — Поскольку доктор Синклер направил меня к вам...
Тут Максим окончательно смешался и замолчал.
Борисов обернулся, сложил руки на коленях и уставился на Громова долгим немигающим взглядом, исполненным тоски.
— Вы были у меня на уроке? — спросил он ровно, без эмоций, как говорил обычно.
— Да, — кивнул Макс.
— Тогда вы знали, что должны делать? — глаза Борисова превратились в два горящих уголька.
— Ну да... — Громов замялся, не очень поним
ая, куда клонит профессор.
— Что? Объясните ход вашей мысли. — Борисов вроде бы смотрел на Макса, но с таким выражением, будто Громов прозрачный. Было чувство, что профессор сосредоточенно разглядывает пятна на двери за спиной Максима.
— Мы выполняли задание в виртуальной среде, — начал вспоминать Громов, — была выведена из строя система городского водоснабжения. Требовалось перегруппировать ее узлы, соединить с уцелевшим источником энергии и написать новую программу управления получившимся комплексом.
— Вы поняли это сами? — в голосе Борисова впервые появилась тень заинтересованности.
— После того как через нейролингву поступили базовые знания о софт-инжиниринге гидротехнических систем, — кивнул Громов.
— Но алгоритм действий был вам интуитивно понятен, не так ли? — профессор усмехнулся.
— В общем да, — согласился Макс.
— Так вот, ученик Громов, — Борисов вынул из кармана монетку и принялся перекатывать ее по костяшкам руки, — в этом состоит суть моего метода. Никому ничего не объяснять. Если человек в состоянии понять что-либо — я ему не нужен. Если нет — от меня тем более никакого проку. Моя задача — создать вам те трудности, для решения которых требуется мой предмет. Чем больше неожиданностей и нестандартности, тем лучше. Понимаете, к чему я веду?
Громову осталось только развести руками.
— Вы не станете вводить меня в курс дела по проекту, так? — сказал он.
— Именно, — кивнул профессор. — Обычно я сам отбираю участников для своей группы. Очень редко, в виде особенного исключения, могу рассмотреть чью-то кандидатуру по рекомендации ее давних участников. Но в отношении вас, ученик Громов, все иначе. По каким-то причинам доктор Синклер считает, что вы идеально подходите для «Моцарта». Мне бы тоже хотелось узнать, что это за причины... Поэтому вам предоставляется полная свобода. Можете приходить в назначенное время, можете не приходить, берите любые материалы, изучайте, пытайтесь участвовать — но сами. Я палец о палец не ударю, чтобы вам помочь. И никто этого не сделает. Хочется увидеть, на что вы способны самостоятельно.
Борисов криво улыбнулся.
Громов вздохнул. Его внезапно охватила злость. Хотят увидеть, на
«Надеюсь, система безопасности записала этот разговор», — мстительно подумал Макс, представив, какое лицо будет у профессора, если Громов в одиночку сделает то, над чем вся его хваленая группа бьется несколько лет без особого результата.
— Хорошо, — сказал он, отступая назад, — если так... Ладно. Меня устраивает. Мне нужна история проекта и все промежуточные результаты. В форме, подходящей для нейролингвы. У вас здесь есть точка входа?
Профессор молча показал ему на самый дальний угол лаборатории, отгороженный архивными сейфами.
— Точка входа там. Всю интересующую информацию можете запросить у Дженни.
Макс вздрогнул, словно Борисов дотронулся до его уха чем-то горячим.
— У кого? — переспросил Громов.
— У Дженни, — повторил профессор.
— Кто это? — Громов механически потер кисть, чувствуя, что по ней пополз неприятный холод.
Борисов обернулся. На его бесстрастном лице возникло некое подобие саркастической улыбки.
— Вы не знаете Дженни? — усмехнулся он и продолжил совершенно серьезно: — А еще собираетесь работать над «Моцартом»... Стыдно, юноша! Я должен бы немедленно отчислить вас со своего факультета за такую некомпетентность.
Тут профессора перебил ровный голос интеллектуальной системы Эдена. Он тоже звучал довольно насмешливо:
— Профессор Борисов, я вынуждена напомнить вам о третьем параграфе пятого пункта правил Эдена. Вы не должны использовать угрозу отчисления в разговоре с учеником, даже если этот разговор ведется в шутливой форме, — произнесла она. — Незнание моего прозвища не является основанием для отчисления с факультета софт-инжиниринга.
— Ох, Дженни, — со вздохом ответил ей Борисов, — я настолько восхищен твоим совершенством, что с радостью выполняю все твои капризы. Обещаю не упоминать в разговоре с учеником Громовым возможность отчисления до тех пор, пока таковая не станет реальностью...
— Профессор Борисов, — перебила его Дженни. — Доктор Синклер еще пять лет назад добавил мне модуль понимания двусмысленности и скрытых подтекстов человеческой речи. Мне кажется, вы только что попытались задеть ученика Громова еще раз, хотя формально правил не нарушали.
Борисов приложил руки к груди и замер в почтительном поклоне.
— Снимаю шляпу перед твоим создателем, Дженни, — сказал он.
В ответ не было ни звука. Похоже, система посчитала, что разговор исчерпан.
— Интеллектуальную систему Эдена зовут Дженни?! — выпалил потрясенный Громов, продолжая растирать стремительно леденеющую кисть. — Но кто ее создал?!
Борисов уставился на него столь красноречиво, что никакие слова уже не были нужны.
— Послушайте, ученик Громов, — сказал он, — я только что дал обещание не произносить этих страшных слов даже в шутку. Но вы меня просто пугаете. Или это у вас шутки такие? Я даже представить не могу, как можно поступить в Эден, да еще на мой факультет и не знать, что первую, а ныне самую совершенную интеллектуальную систему комплексного управления жилой средой создал доктор Синклер. Он назвал ее «Дженни» — в честь своей дочери.