Побег из Супер-Мамы
Шрифт:
УЗИ – отличное изобретение и инструмент, помогающий врачам предупреждать и лечить.
НО!
Сейчас мое удрученное неизвестностью эмоциональное состояние хуже любого диагноза.
«Ты уверена в себе и в малыше?» – спросила она.
Я была уверена на сто процентов.
«Это твой ориентир на ближайшие десять дней. У тебя есть время, чтобы узнать больше обо всем. Прежде чем убиваться, давай максимально соберем информацию!»
Благо – в нашем кругу общения было много врачей. За советом было к кому обратиться. Мы позвонили
Это был 2004 год, моя первая беременность. Все мнения специалистов были схожи – оборудование может ошибаться, в любом случае ждать следующего УЗИ.
Моя врач назначила мне УЗИ через десять дней. Как прожить эти десять дней и не волноваться, я не представляла. Мысли лезли в голову дикие.
Помню, как я села за свой рабочий стол и расписала на бумаге алгоритм действий.
есть желудок – нет желудка
Расписала для каждого случая…
А потом все зачеркнула. Мой малыш толкал меня изнутри. Мне кажется, он чувствовал мое волнение и понимал мои мысли.
Я еще раз позвонила маминой подруге. Я не могла приехать к ней лично, она жила в другом городе. Она четко мне объяснила, как развивается эмбрион с 20 по 24 неделю. И! О, Боги! Все мы разные и в утробе мамы тоже. И нет никаких причин воспринимать фразу «не просматривается» как фразу «отсутствует»! УЗИ (напомню, этот случай был семнадцать лет назад) не редко давало ошибочное диагностирование и пола, и патологий.
Врачи примут к сведению, но диагностирование на УЗИ не закончится. Я спросила прямо, что будут советовать врачи, если желудка нет. И услышав фразу «прерывание беременности», я подумала, что не пойду на это.
«Настя, услышь меня! Прежде чем допускать такие жуткие мысли, получи всю возможную информацию! Уверена, у тебя все в порядке. В нашем маленьком городке в роддоме стоит такое старое оборудование, что никто из врачей не рискнет в 22 недели утверждать, просматривается или нет желудок. В Мурманске оборудование современней, но не самое лучшее! На твоем месте, я бы оставила этот вопрос до 33 недель. Если бы ты была в группе риска хотя бы по одному из показателей, я бы посоветовала тебе ехать на обследование в Питер, но оно того не стоит. Успокойся!»
Моя тетя гинеколог сказала мне примерно то же самое. Я прислала ей фото результатов диагностирования, после которых она категорически запретила мне волноваться: «Все основные показатели в норме, нет причины паниковать».
И знаете что? Я прислушалась к советам специалистов и своей интуиции и приняла решение – я дождусь 33 недель. Не пойду на УЗИ через десять дней. Не потому что проявляю безответственность, а потому что я приняла решение – чтобы мне не сказали врачи через десять дней, я буду ждать плановой диагностики в 33 недели. Точка.
Я как-то
В тридцать одну неделю беременности я заблаговременно записалась в очень продвинутый по тем временам частный диагностический центр, оснащенный новым оборудованием.
В кабинете меня встретила тот же врач, что и в роддоме. В небольших городах специалистов раз-два и обчелся.
Она не помнила меня.
Мой муж волновался и пришел на прием вместе со мной. Он сразу выпалил: «Посмотрите, есть ли желудок?»…
Желудок был на месте. Как и все другое жизненно-важное для здоровой и счастливой жизни человека.
Вынесенная мораль: никаких выводов, пока не обладаешь всей возможной доступной информацией. Волнуешься – потрать энергию не на стенания и необоснованный страх, а на изучение вопроса. Это касается не только беременности.
История 8. Молчаливый Боб
Моему среднему сыну было три года. Он говорил только несколько слов: мама, аина (машина), папа, бафафа (Бонифаций). Все остальные слова больше походили на мычание с выражением.
Мы начинали волноваться. При родах у него была гипоксия, думалось всякое.
Об умственной отсталости не могло быть и речи. В компании со страшим мы много мастерили из пластилина и бумаги, строили замки из конструктора. Иногда средний молчаливый сынок делал невероятные вещи, не то что лучше старшего, а лучше меня.
Когда читали или рассматривали энциклопедии и книги, он впитывал умными глазками каждое слово, каждую иллюстрацию. Мог один долго рассматривать энциклопедии, особенно с военной техникой и животными.
Я стала переживать сильнее, когда осенью после отпуска почти все дети его возраста болтали без умолку, выговаривая «р», цитируя стихи и перечисляя сложные научные названия динозавров.
Мой тоже вставлял в их речь свое мычание, и мамочки переглядывались между собой. Старший переводил, что говорил средний.
Страх. Страх обратиться к специалисту, чтобы не дай Бог, не услышать чего-то ужасающего. Страх сосредоточился в неизвестности, в непонимании причины.
Советчики засыпали меня историями о последствиях тяжелых родов, и я кренилась, как маленький кораблик, на штормовых волнах, стараясь не опрокинуться в бездну отчаяния. Мои роды нельзя было назвать тяжелыми, но страх материнского сердца уже напридумывал таких ужастиков, что я поймала себя на том, как читаю абсолютно не относящуюся к моему случаю статью о синдроме Дауна.