Побег обреченных
Шрифт:
Позвонила Рита. Расспросила, как, что. Александр расплывчато объяснил… Сказала: сидит у подруги неподалеку, если он не против – зайдет… Ракитин, маясь в сиротливом томлении духа, механически ляпнул: буду, мол, рад, тронут участием…
После же, опустив трубку, обругал себя последними словами, но путей к отступлению не нашел, а потому спешно побрился, глотнул из початой бутылки коньяку в надежде унять мигрень да и выйти как-то из взвешенного состояния; почистил ногти, забитые мазутом от троса лебедки: чтобы запихнуть беспомощный автотруп в тесный гараж,
Вскоре появилась Рита – беспечно-возбужденная, разрумянившаяся от морозца…
– Выскажусь штампом, – произнесла она, поцеловав его в щеку. – От тебя пахнет, как от настоящего мужчины: чуть-чуть спиртным, чуть-чуть сигаретами, одеколоном и – бензином. – Рассмеялась.
Попили чаю, стесненно поговорили, избегая упоминаний о Люде…
Механически произнося общие слова, Ракитин клял себя в душе за то, что позволил прийти ей сюда. Однако – невнятно и вяло.
Голова болела так, словно на плаху просилась, мысли ворочались каменными глыбами…
Ушла она не скоро.
– Ты проводишь меня? – спросила, накидывая пальто.
– Да, я… посмотрю в окно, – произнес он, бесконечно равнодушный ко всему на свете. Поправился: – Голова что-то…
– Конечно-конечно, отдыхай… милый!
С огромным облегчением закрыв за ней дверь, он погасил ночник, готовясь уснуть в страдании тела и кроткой греховности души, как вдруг затрезвонил безжалостный телефон.
Звонил Семушкин.
Выспросил подробности, поахал, посочувствовал, поострил, сообщив в итоге, что завтра и непременно Ракитина ждет у себя начальство. Решается вопрос с командировкой в Испанию. В отделе завал, все перегружены…
Ракитин, измотанный, слушал его трескотню тупо.
Командировка, начальство – все это представлялось ему категориями какой-то иной жизни. А в этой была больница, изрезанное лицо жены, милицейские погоны, квитанции, искалеченное железо и хлопоты – прошлые, настоящие и будущие.
«Главное – жива», – еще раз подумал он, непритворно запамятовав случившуюся измену и уясняя, переводя будильник на семь часов утра: завтра не отоспаться – начальство вставало рано и рандеву с присущей ему непосредственностью также назначало засветло.
Приходилось подчиняться. Ведь и рандеву, и грядущий отъезд за рубеж, и завал работы на службе составляли жизнь, основу ее, а сегодняшний день забот – всего лишь издержки этой жизни, ее превратности. И, вероятно, неотвратимые.
ПОЛ АСТАТТИ
Все сорвалось!
Полночи они с переводчиком – болтливым заносчивым типом – проторчали у облезлого дома, в котором жил этот проклятый Михеев, напрасно пытаясь связаться по рации с гангстерами, должными вот-вот подкатить сюда с захваченным ими клиентом, но рация не отвечала, время перевалило за полночь, и вдруг из темноты возник этот самый парень – весь какой-то взъерошенный, прихрамывающий… Один. Без машины.
Астатти остолбенело смотрел, как он входит в подъезд, скрываясь в его темном чреве…
Пискнула ржавой петлей
Он недовольно воззрился на переводчика, уже успевшего растерять за долгие часы ожидания свою ерническую самоуверенность.
– Поехали на базу, – пробормотал тот, отводя в сторону смурной взгляд. – Чего-то не срослось.
Что именно не срослось, прояснилось лишь на следующий день, когда в коттедж, мрачный, как голодный вепрь, пожаловал толстячок с пронзительными глазами, глава мафиозного клана, именовавшийся Кузьмой Федоровичем.
Уместив на диване теплое клетчатое пальто, мафиози повалился в пухлое кожаное кресло и, скрестив на груди татуированные пальцы, впился удавьим взором в невозмутимое лицо Астатти, молвив с вежливой неприязнью:
– Как проводим время, господин американец?
– Впустую, – вежливо и отчужденно ответил Астатти.
– Хорошо у нас начинается сотрудничество, – процедил Кузьма Федорович. – Просто – здорово начинается, весело!
– А что такое? – лениво произнес Астатти. – У ваших людей прошлой ночью случились неприятности?
– Представьте себе! Пятеро парней – всмятку!
– Ну, я выражаю соболезнования… – Астатти неопределенно повел кистью руки в воздухе. – И понимаю ваше некоторое огорчение… Но! Давайте оставим эмоции, в нашем деле ничего, кроме вреда, они не принесут. И не пытайтесь узреть во мне корень несчастья. Я в самом начале обсуждения операции был против таких усложненных методов, которые навязали мне эти ваши ребята. К чему вообще такого рода победы? Проще простого: вскрыть дверь, тем более квартира не снабжена охранной системой, произвести обыск… – Не желая озлоблять и без того взвинченного потерями ценных кадров хозяина, Пол говорил увещевающе, лишь с малой толикой укоризны. – Если обыск не даст результатов – тогда… да, тогда можно подумать о силовых методах.
– К тому же, – с напором перебил Кузьма Федорович, – сегодня выяснилось – вы дали неверную информацию!
– То есть?
– То есть этот парень носит фамилию Ракитин! Ра-ки-тин! – повторил по слогам. – И откуда вы взяли, что он какой-то Михеев?.. Он – офицер, служит в воинской части. Сейчас пытаемся выяснить, в какой именно…
– А вот это… – Астатти задумчиво почесал щеку.
– А вот это – большое и загадочное говно! – прорвало мафиози. – И как бы в него нам не вляпаться! Тут пахнет спецслужбами, господин хороший! И очень отчетливо! И если вы подставляете меня под сотрудничество со всякими вашими органами…
– Я клянусь богом! – воскликнул Астатти возмущенно.
– Римма! – в свою очередь, заорал Кузьма Федорович. – Ты, сучка, где там?! Неси джин с тоником, шевели жопой!
Перепуганная шлюха тут же явилась с подносом, где стояла бутылка, две желтенькие запотевшие банки и высокие бокалы.
– И – брысь отсюда! – свирепо зыркнул на нее хозяин.
Затем, открыв пшикнувшую банку, отпил из нее глоток, облизал губы и молвил уже устало, с ноткой дружелюбия: