Побег обреченных

Молчанов Андрей Алексеевич

Увидев Ракитина, Юра призывно замахал рукой. В этот момент милиционер вернул «мятому» документ, с сожалением вернул и, поправив ремень с микрофоном хрипящей рации, побрел восвояси.

– Кореша! – вскричал Юра, обнимая Ракитина и

притягивая за рукав «мятого». – Всех нашел! Все в точке! Да… – вспомнил, озабоченно глядя на Александра хмельными, косящими в разные стороны глазками. – Был? Чего там?

– Проверка, – сказал тот, уклоняясь от объятия. – Формальности… некоторые.

– Ну я ж и говорил! – воодушевленно изрек

Юра. – Я ж и… О, кстати. Рыбий Глаз, – хлопнул он «мятого» по плечу, отчего поднялась некоторая пыль, что, впрочем, того не смутило, как и подобное представление. – А это… – указал Юра на Ракитина, – сосед мой Сашка. Замечательный… чувак… большой души! – закончил с чувством. – Военный человек! Радист! Радист ведь, да?

Рыбий Глаз покачал головой, пусто взирая сквозь Александра фарфоровым оком с нарисованной точкой зрачка. Второй его глаз, натуральный, был не более выразителен, чем искусственный, единственно – более мутный.

– Из прокуратуры токо-токо, – с уважением характеризовал Юра Ракитина.

Рыбий Глаз понимающе замычал – дескать, что ж, дело серьезное, хотя, в общем, житейское…

– А я… с библиотек школьных, – докладывал между тем Юра, шмыгая носом. Язык у него ощутимо заплетался. – Еще три района не охвачены… Ну… можем сложиться… кореша… как?

– Полпузыря ты мне должен, – проронил на это Рыбий Глаз с суровой укоризной. – Так что дуплись!

– А я… – Юра оскорбленно надул щеки, – и не забыл! Угощаю! Сегодня… библиотеки… – Расставив ноги, он полез в карман, вытащив несколько смятых купюр.

«Школьные библиотеки» подразумевали следующее: в перерывах между поступлениями на службу и скорыми увольнениями Юра жил вольно, зарабатывая на хлеб и алкоголь тем, что каждое утро, тщательно расчесав патлы и придав лицу возможную благообразность, пускался в хождения по строго им распланированной схеме города – собирать книги для «школьных библиотек», взывая при этом к общественному сознанию граждан. Кое-кто делился излишками, уступая настойчивому завучу, как Юра отрекомендовывался.

Далее книги за бесценок продавались на перекрестках водителям скопившихся в автомобильных пробках машин. Это была так называемая «зимняя» статья доходов. «Летне-весенней» статьей являлись «зеленые насаждения», когда Юра с блокнотом и карандашом обходил другую часть курируемых районов, металлическим голосом требуя у жильцов внести «кто сколько может на озеленение».

«Для пользы ваших же органов дыхания», – объяснял он, мусоля карандаш и заставляя для пущей важности в блокноте расписаться: мол, внесено столько-то на посадку лип таким-то сознательным гражданином…

Особенно перспективны в плане сбора средств на насаждения были, по его мнению, новостройки.

– Сейчас тебе нужен стакан, – убеждал Юра Ракитина. – В медицинских целях. А то – стресс, недалеко до кондрашки. Вчера-то нервничал? Ну? Во-от. И я ночь не спал, переживал. Нужна разрядка!

К прилавку магазина, отличавшегося дешевыми

ценами, тянулись две очереди: справа – благочинная, состоящая из граждан дисциплинированных, и слева – комплектующаяся из наглецов или же завсегдатаев, получавших товар иногда с конфликтом, но неизменно оперативно.

Ракитин направился в хвост благочинных, Юра же, внимания на очереди не положивший, угрем пролез в амбразуру окошка выдачи зелья, с эффектным стуком выставив из-за пазухи пустую бутылку, отчего все, в том числе и наглецы, на мгновение оторопели.

– Ну-к, Тамар, – молвил он, отпихивая напиравшую публику локтями и на робкие замечания справа, равно как и на матерные слева, не реагируя. – В той бомбе сколько вольт? Шес-снадцать? Идет! Две давай!

– Фу, – морщилась толстая розовощекая продавщица, послушно доставая «бомбы». – Перегаром-то прет…

– Какой перегар?! – возражал Юра гордо. – Свежак! – И под проклятия опомнившихся очередей, через угрюмые лица, выкрики: «Блатной, что ли?!» – передавал бутылки Ракитину, механически их принимавшему.

– Где… врежем-то? – спросил их Рыбий Глаз, поджидавший у входа.

– В гости идем… Ко мне! – провозгласил Юра. – Сыр у меня, огурец… Вилок вот нет, затерялись где-то…

– Вилок? – удивился Рыбий Глаз. – Ну и чего? Мы же… не американцы!

В прокисшей Юриной комнатенке с выцветшими обоями, потолком в мелких кляксах убиенных комаров, кособоким шифоньером с треснувшим зеркалом, койкой, чей матрац был застелен одеяльцем с печатью какого-то учреждения, нашлось полбуханки каменного хлеба, банка консервов, охарактеризованных Юрой как ветчина, сыр – на удивление свежий и три непрозрачных стакана.

Упомянутый огурец не отыскался, хотя Юра перерыл даже шифоньер, но тут уж выручил Ракитин – принес яблоки, маринованные грибы и бокалы, вызвав таким поступком большое к себе уважение у компаньонов.

– Э-э!.. – отставляя бокал, закряхтел Рыбий Глаз, рукавом утирая рот.

– У-у!.. – в тон ему откликнулся Юра, впиваясь в сочное алое яблоко, зашипевшее на губах его водянистым соком. – Я…. в ботаническом саду раз яблоки рвал, – поведал, морщась и причмокивая. – Во – яблоки! Во такие! – развел руки от одной стены до другой. – Экспериментальные, понял? На экспорт. Охраняли… Ну ночью залезешь и рвешь. С забора. Забор высокий… Однажды упал – хорошо, внизу снег… Так по грудь!

Рыбий Глаз качал согласно отвислым носом, поджав губы. Ракитин, ковырнув из жестянки рыхлую, неопределенного цвета смесь, проглотил ее. Зевнул от скуки. Но тут же клацнул челюстью, вытаращенными глазами уставившись на приклеенную к банке этикетку.

– По-моему, моя жизнь подошла к концу, – задумчиво молвил он.

– Это еще почему? – осведомился Рыбий Глаз.

– Срок хранения консервов окончился три года назад!

Шмакин мизинцем влез в банку, густо обмакнув его в сомнительное содержимое, затем с удовольствием палец облизал.