Побег обреченных
Шрифт:
Ракитин засопел, посуровев лицом, поскрипел зубами, подыскивая ответную колкость, но в этот момент по вагону прокатился заунывный призыв:
– Чай, кому чай, чай…
В проходе появилась проводница: полная, с раскисшими малиновыми губами и ломкой копной обесцвеченных волос. Расплывчатость ее форм успешно противостояла строгому покрою казенного кителя и юбки.
Поравнявшись с Ракитиным и Градовым, скорбно созерцавшими осколки, она прервала свой монотонный клич, прозвучавший в силу инерции как «ча-ча-ча», а затем
– Зеркало! Сейчас же… Начальник поезда… Только
и бьют! И бьют только!
– Ледоруб, – объяснял Ракитин тупо.
– Мы… компенсируем, – обтекаемо увещевал профессор.
В смущенном мычании попутчиков также угадывалось подтверждение, что зеркало повредили не из принципа и не по злому умыслу.
– Я к вам зайду, и мы все уладим, – веско и вежливо заверил Ракитин. – А чай – давайте. С удовольствием.
– Чай им!.. – фыркнула железнодорожная начальница, с неудовольствием подчиняясь ровному тону собеседника.
Звякнуло тонкое стекло стаканов, и легли брусочки сахара на старенькую накрахмаленную салфеточку.
Состоялось знакомство с попутчиками.
Один – полный, стриженный «под горшок» таджик, трудно и протяжно дышавший – судя по всему, астматик, представился как Рудольф Ахундович; второй – с широкоскулым энергичным лицом и одновременно тусклыми, будто осовевшими, глазами назвался проще: Иван Иванович.
Далее выяснилось: Рудольф Ахундович, заместитель директора комбината по снабжению, следует из командировки к месту проживания и работы, а Иван Иванович, занимающийся, по его краткому объяснению, вопросами экспорта черных и цветных металлов, исповедует обратную цель, направляясь по делам службы из мест обетованных в края чужедальние.
Мало-помалу благодаря словоохотливости Рудольфа Ахундовича завязался разговор.
– Друзья, да? – спрашивал он, вращая раскосыми глазами, дабы таким образом захватить в поле зрения Ракитина и Градова совместно. – Альпынист, да? – указал толстым коротким пальцем на злополучный ледоруб. – Какой вершина покорять? Километ сколько над уровень выш моря? – В груди его клокотало, голос срывался на еле слышный свистящий шепот, и спрашивал он с таким обилием жестов, что походил на глухонемого.
– Учебный лагерь… – отвечал Ракитин уклончиво. – Еще непонятно… Как распределят… Все зависит от старшего товарища, – кивал на Градова. – Он – ветеран, идет на последнее свое восхождение…
– На Памир балшой гора много-много, – предупреждал Рудольф Ахундович, зачем-то грозя пальцем. – Что ни гора – балшой гора. Алъпынист у нас – почетный человек. В гора идет, только зачэм идет, никто не понимает. Выртолет взял, полетел, все сверху увидел…
– Молодые люди! – чеканно заметила появившаяся в коридоре проводница. – Вы, по-моему, хотели заглянуть… Зеркало, – уточнила строго и, покачивая внушительными бедрами, двинулась в
Ракитин с обреченным видом приподнялся с полки. Мельком усмотрел в пострадавшем зеркале себя: небритого, изможденного, с покрасневшими глазами. Поплелся вслед за ней. Каждый шаг отдавался в голове тупым болезненным ударом.
– Ну, – сказала проводница, подбоченясь.
– Душа моя, – улыбнулся Ракитин обворожительно и нахально, по наитию впадая в какой-то пошловато-иронический, но, как ему представилось, единственно верный стиль беседы. – Присядем… Хотелось бы поговорить. Серьезно и доверительно.
– Это насчет чего? – поинтересовалась проводница
настороженно, заерзав на служебном диванчике.
– С симпатичной женщиной, – с убеждением произнес Александр, – можно насчет всего. На любую тематику и проблематику.
– Ты плати и… спать иди, – ответила женщина не дружественно. – Ишь, отыскался. Думают, раз в поезде, от семьи отвязались, так…
– Да о чем ты, брось! – протянул Ракитин с упреком. – Тебя когда-нибудь преследовали неудачи? Ну на каждом шагу, степ бай степ?
– Ну-у, – согласилась проводница, терпеливо превозмогая последние неуясненные слова.
– Понимаешь, – поделился Ракитин раскаянно, – ограбили нас с братом. В городе. А мы издалека…
– В общем, – моментально уяснив суть, проводница приподнялась, – платить отказываетесь?!.
– Тихо! – приказал Александр внезапным, с угрозой, шепотом и быстро оглянулся по сторонам, отчего у женщины на лице проступил испуг. – Без паники, ненаглядная. Деньги за зеркало отработаем. Вагончик несвежий… А мы его отскоблим. Войди в положение… – прибавил уже по-свойски и подмигнул.
– Два сортира и коридор, – сказала проводница как под гипнозом. – Чтоб блестели. Только ночью, а то это… разговоры.
– И чай твой, – ввернул Александр, окончательно обнаглев.
Проводница таинственно усмехнулась.
– И доходят же люди… Ограбили их… Э-эх! – Она повела мощным плечом. – Пропойцы вы, мужики, отсюда все. У меня такой же ханурик. А ты-то… а? Молодой еще, а туда же…
Ракитин горестно развел руками, вздохнув.
– У зеркала… вроде угол всего отбит? – миролюбиво нахмурилась она.
– Да там незаметно! – поддержал Александр воодушевленно. – Главное, лицо умещается, грудь… А угол, чего угол?!
– Ну, в общем, два сортира и коридор.
– Ночью.
– Ну не днем же, вот ты…
Радостную информацию об успехе этих переговоров Градов воспринял с обидным для Ракитина пренебрежением.
– Хорошо – так… – проронил неодобрительно, вновь обратившись к Рудольфу Ахундовичу, донимавшему его расспросами.
Чрезмерное, хотя и простодушное, любопытство попутчика пришлось удовлетворить, изложив печальную историю о краже вещей и денег у двух друзей-альпинистов, должных попасть в некий учебный лагерь в горах.