Побег обреченных
Шрифт:
Приступили к трапезе.
Градов есть отказался; сослался на гастрит, диету и, извинившись, вышел в коридор.
– Ну, – Ракитин взял инициативу, – за дам!
Жанна потупилась, вертя рюмку в длинных пальцах с перламутровыми ноготками. Рудольф Ахундович влюбленно смотрел на огненную ее шевелюру в кудряшках химической завивки.
– Разве так говорят? – укорил он Ракитина. – Разве тост можно так говорить? Аи, не умеешь, хоть умный, прости, пожалста.
И начался тост – цветистый, длинный,
Иван Иванович кратко прибавил:
– С товарищем согласен. – И, пригубив рюмку, отставил ее в сторону.
Далее превознесен был скалолаз Ракитин – отважный и мужественный; говорилось об огромном счастье знакомства с ним, и изнемогал уже в смущении Александр, после переключились на Ивана Ивановича, в ком Рудольф Ахундович также обнаружил недюжинные способности и достоинства; затем в ход пошли традиционные темы дружбы, здоровья, и на середине второй бутылки был объявлен антракт.
– Выступлений надо? Концерт? – допытывался Рудольф Ахундович у Жанны. – Какой проблемы?! На комбинат поедешь! В поселок тож! Начальнык клуб друг! Он мне спасиб говорить будит! Целовать будит! Богом клянусь! У нас такой гастроль, не забудешь! Никакой Душанбе не захочешь после наш гастроль, мамой клянусь!
Жанна отнекивалась, но он упорно клялся мамой, хлебом, высшими силами мироздания и возражений не принимал.
– В дом у меня жит будишь! – талдычил упрямо. – Я один, ни жены, ни детей. К друг пойду, живи сколько надо. Обед приду готовить, завтрак, ужин, все! Вопрос? Никаких нет! Не уважать – скажи!
– Уважаю, – лепетала Жанна под его страстным напором, – но, понимаете…
– Э, какой «но»! Пойдем, я тебе три слова хочу говорить глаз в глаз…
Ракитин улыбался, слушая их. Категоричность Рудольфа Ахундовича ему определенно нравилась. Когда парочка вышла посекретничать и он остался с Иваном Ивановичем наедине, то поделился невольно:
– Никогда не верил в случайные встречи и рожденные в них обещания. А сейчас, представьте, готов поверить. Во все. От плова до вертолета. Клянусь мамой Рудольфа Ахундовича, – добавил со смешком.
– Ну не знаю, – отвечал Иван Иванович уныло. – Душа зачастую как гармонь – сначала вширь, потом обратно. Так вы, значит, альпинист… – не то спросил он, не то констатировал, однако же, несомненно, с иронией. – И сколько на вашей
– Я начинающий, – ответил Александр кротко. – Говорил же.
– А если честно? Куда едете? – Иван Иванович деланно зевнул. – Вернее, зачем?
– То есть? – насупился Ракитин. – Что за… допрос?
– Никак нет, – спешно вынес протест Иван Иванович. – Не допрос, а доверительная беседа. Просто… я человек наблюдательный и привык оперировать фактами. Так вот. Относительно альпинизма. Я в горы ходил, регион Памира знаю; знаю, как там, кто, что и… вести разговор в этом плане можно только потехи ради. Раз! – Он устремил на Александра насмешливый взгляд. – Теперь два: странная вы, доложу, парочка…
– Почему же? – осведомился Ракитин, дрогнув голосом.
– Какие-то… не от мира сего. Но не благодать диетическая от вас исходит, а, наоборот, – напряженность неблагополучная.
– Знаете, кто мы? – перебил Ракитин, тревожно оглянувшись. Выдержал паузу. – Бежавшие из тюрьмы особо опасные преступники! – объявил трагическим шепотом и рассмеялся старательно.
– Хорошо смеется тот, кому в самом деле смешно, – произнес Иван Иванович рассудительно. – В этой связи любопытно: смешно-ли вам?
– Послушайте, – сказал Ракитин серьезно. – Кое в чем вы правы, хотя сами не знаете, в чем именно. Что касается альпинизма – это да, легенда. Мы просто попали в сложное положение: оказались без документов и без денег… Однако никаких грехов перед законом за нами нет. Так что уймите свою подозрительность: ни вам, ни кому-либо другому дурного от нас ждать нечего. А посвящать вас в подробности…
– Не надо, – кивнул Иван Иванович. – Ладно. На том и договорились. Последний вопрос: а чем вы так постоянно и всерьез угнетены?
– Чувствуется?
– Еще как.
– Насчет меня – все просто, – вздохнул Александр. – Мелкий обыватель, обложенный и задавленный крупными, по его мнению, житейскими невзгодами. Временно без работы, жена погибла, неустроен и подобное. Вновь опускаю нюансы, но таким… примерно… образом.
– Да, вот еще! – вспомнил Иван Иванович. – Зеркало это дурацкое… Спроси, сколько стоит. Денег дам. Если щепетильный – запиши адрес, вышлешь должок. А то что ты как уборщица-общественница…
– Это… сам разберусь, – буркнул Ракитин.
– Тогда разберусь я! – Иван Иванович встал. – Сиди, понял? – цыкнул он, пресекая возражения. И направился к проводнице, столкнувшись в двери с Жанной, ведомой под локоток Рудольфом Ахундовичем.
Оба были молчаливы и страшно стеснялись друг друга, как школьники после первого поцелуя.
Ракитин, испытывающий некоторую удрученность после объяснения с дотошным соседом, не удержался, смотря на них, от нервной ухмылочки.