Побег от ствола судьбы на горе жизни и смерти
Шрифт:
Два часа пополудни. Он сыт, до восьми свободен, наличность имеется… Нет, сегодня не до баб. А вот лучше он проведает «Черный ход», пылищи небось на метр накопилось… Возле парадняка, где в бывшей дворницкой находился секретный лаз в подземелье, лежали выброшенные облысевшие елки, следы новогодних праздников, картонные коробки, иной мусор – вроде бы уже и не трущобы, но пока и не цивилизация, черт бы побрал этих скотов, гадят прямо под себя. На зоне бы такое… Ладно, здесь не зона…
Дом принадлежал, по инициативе Гека, банде Дяди Тони Сторожа, и квартиры первого этажа пустовали по его же повелению, мол, пригодятся для будущих идей (каких – Гек не пояснял, а спросить у него было некому).
Гек легко вскрыл дверь отмычками (оба комплекта ключей были им специально оставлены внутри, а дверь запиралась автоматически), составленными
А пыли накопилось гораздо меньше, чем он представлял, видимо, исходного материала для нее было маловато. В помещении тепло, зимой и летом около двадцати. Заготовленные когда-то тряпки, конечно же, обветшали в труху; Гек разодрал на части комбинезон, разделся до трусов и принялся за уборку. Сплошь хромированная и никелированная сантехника выдержала, но коричневая вода минут двадцать хлестала из раскрученных до отказа кранов, прежде чем Гек удовлетворился степенью ее чистоты и прозрачности. Пыли-то вроде бы и немного, да пока ее сотрешь со всей поверхности, особенно с книг, – семь потов сойдет. Полиэтиленовую пленку с кровати долой вместе с пылью – все облегчение, матрац придется поменять – не сопрел, так слежался до каменной консистенции… Полкомбинезона ушло на то, чтобы протереть смазку со всего оружия, табуретки не скрипят, лампочки все до единой целы – ах, здорово, хоть сегодня ночевать можно, надо только жратвой затариться и питьем. И одежды подкупить, плюс пару комбинезонов. На полках, на книжных – места до фига, холодильник пусть поурчит, попривыкнет к новой жизни… Дома-то – гораздо лучше, чем на зоне, уютнее и нет никого…
На угрюмых старопрокрашенных стенах, цвета кирпича в шоколаде, не было ни портьер, ни гобеленов, ни постеров из журналов, пять двухсотваттных лампочек сроду не ведали абажуров, бетонный пол – как был, так и лежал под ногами голышом, без паласов и дорожек. Металлический стол без скатерти и без клеенки, кроватное белье – тюремного почти качества и образца… Гек очень своеобразно понимал уют, ему даже открытые всем жилищным просторам унитаз и душевая абсолютно не мешали: то, что нужно для жизни, – есть, принадлежит только ему, в употреблении удобно – что еще надо? Да, это верно… Однако вряд ли кто из посторонних влюбился бы в это помещение даже при ярком электрическом свете… А без света, в кромешной тиши, даже Геку иной раз становилось жутковато, так что он частенько оставлял включенным радиоприемник, и тот до утра наяривал шепотом спокойную музыку. И приемник отлично работает… Если сеть сюда дотянул, то надо бы поднапрячься и телевизионный кабель прогнать, метров четыреста – многовато, тяжелый будет, зараза. Или черт с ним: опять по всему маршруту маскировать придется, с радио намучился по самую маковку… Да и радио – баловство, при случайном обнаружении – как по ниточке весь клубочек размотают. Надо подумать.
«Девятнадцать часов десять минут. На волне „Эха столицы“ весь этот час с вами…» Как время-то бежит. Пора на банкет. Гек, как был в утреннем костюме, в котором на волю выходил, двинулся на выход. Выключить, обесточить, закрыть, специальным табачным порошком (от собак-ищеек) подновить подходы – вперед, путь неблизкий. Гек захватил с собой, за спину за пояс со специальной петелькой, легкий ствол, старинный наган, поскольку не любил пристегивать кобуру, а современные страшилы хоть и убойны, да тяжелы и объемны – отовсюду видны, если приглядеться. В случае чего и с наганом можно отбиться в первые, самые важные секунды. Главное не замарать одежду при подъеме, но Гек уже придумал, где и как будет выходить на поверхность – аккурат неподалеку от «Коготка».
Лето в Бабилоне.
В восемь часов пополудни – совсем светло, да еще тучи разбежались – кто куда, солнышку нет уже хода во дворы-колодцы, но оно еще полный хозяин на улицах, уложенных с запада на восток. Тепло и сыро, но уже мгновенно подсохли тротуары, испарились, оставляя после себя грязные кружочки, капельки воды с капотов роскошных моторов, вновь расправили крылья многочисленные запахи: от урчащих двигателей, с помоек, из распахнутых форточек…
Обе стороны узенькой улочки на подступах к «Коготку» заставлены автомобилями, да все непростыми – от джипов до «кадиллаков», в каждом сидят молодые люди с квадратными плечами и телефонными трубками наготове, охрана больших людей. Сами же боссы внутри, праздновать собрались, ждут Ларея-Кромешника, который только что откинулся с зоны и вот-вот прибудет, по крайней мере – так пообещал. По периметру квартала, и в укромных местах, и напоказ, расставлены люди Арбуза – это его территория, и он в ответе за сегодняшний вечер. Все ждут, и на улице и внутри, и всем до смерти любопытно взглянуть на Самого! Уж сколько о нем слухов было, сколько воспоминаний и вестей с далеких приполярных зон. Целое поколение новых ребят выросло за это время; тех, кто помнил и знал Ларея лично, – немного и почти все они в большом авторитете нынче. А тоже нервничают – как-то теперь будет…
«Коготок» только по названию и остался «Коготком», харчевней и штаб-квартирой прежней Гековой банды; Эл Арбуз трижды перестраивал его за прошедшие годы, превратив в маленький роскошный клуб для узкого круга вечерних посетителей, как правило, ранее неоднократно судимых и связанных с Элом узами дружбы и подпольного бизнеса. Обеденный зал впускал в себя обычно пять, от силы семь человек, сегодня же собралось около двух десятков высоких гостей, все как на подбор – бабилонские авторитеты лареевской ориентации.
В «Коготке», в главной зале, построили настоящий камин из дикого камня, но сейчас – время летнее – поместили электрическую имитацию, по узорчатому паркетному полу разбросали в кажущемся беспорядке тигровые и медвежьи шкуры. Кофейно-белый потолок весь был в золотой лепнине, тяжелые, темно-зеленого бархата портьеры закрывали окна с мощными жалюзи, двери на кухню и в туалет; мебель – громоздкая, ореховая, якобы из эпохи Австро-Венгерской империи. Парадная двадцатичетырехрожковая люстра не горела: взамен ее на длинном, покрытом роскошной льняной скатертью столе стояли серебряные шандалы, по шести свечей на каждом. Но все равно в зале было бы темновато, если бы света не добавляли электрические светильники, искусно вмонтированные в панели на стенах, а так – царил мягкий полумрак, при котором вполне можно разобрать короткую газетную заметку, но трудно читать книгу. Вся эта купеческая элегантность была предметом восхищения и ревнивой зависти коллег Арбуза по ремеслу. Кое-кто попытался было завести в своих районах нечто подобное, да все как-то не так выходило – то ли бордель выстраивался, то ли офис пополам со свинарником.
Без пяти восемь. Съехались все приглашенные, пора свечи зажигать, только эти скоты Гнедые неизвестно где запропали, но это их проблемы… И трубка автомобильная отключена. Хоть бы раз по-людски все сделали, так нет…
На улице тоже поглядывали на часы: Ларей, говорят, не терпит опозданий и сам старается быть пунктуальным. Залитая вечерним солнцем улица непривычно тиха: мамаши, оценив ситуацию из окошек своих квартир, быстро-быстро загнали чад по домам, хулиганистые подростки, снедаемые любопытством, целыми бандами засели по подвалам и чердакам, чтобы на улице эти шкафы рыла не начистили – кого-то ждут… А хрен его знает, может, разборка будет, гильзы потом пособираем… Шел один пьяный, фишки не рюхая, подошли, ни за что ни про что стукнули промеж рог и пинками прогнали прочь. Квартальный со всей семьей отправлен в трехдневный тур в Бразилию от местной турфирмы по путевке, которую он выиграл в уличную лотерею. С патрулями, со всей сменой, Арбуз договорился, чтобы не совались, от конкурентов подляны не предвидится, да и парни по всему кварталу стерегут.