Побег шиповника: Часть I
Шрифт:
Он сдержал своего зверя, что рвался наружу, желая… убить? Взять? Истерзать?
Элтыр Дар прикипел взглядом к глазам цвета грозы.
— Помой его, — сказал он Ирине холодно и тихо, — и приведи ко мне.
Ирина поглядела на генерала с тревогой.
— А ты, — обратился Элтыр к воительнице, когда они вышли из допросных. — Сколько ударов плетью назначить тебе за неисполнение приказов?
Ирина потупила голову, и Элтыр знал, что не от страха, а от смущения и чувства вины.
— Двадцать, господин, — ответила она, поднимая синие, как два глубоких озера, глаза.
— Так хочешь ходить в моей охране?
— Да, господин.
Элтыр Дар подозвал одного из стражников, охраняющего вход в допросные.
— Двадцать ударов
Ирина посмотрела на него с преданностью. Всё же риддийцы — странные люди.
***
Несмотря на то, что отец редко уделял Джулиану внимание, он, в отличие от прочих нелюбимых детей, был спокоен и редко перечил воле родителя. Джулиана интересовали книги, физические упражнения и иногда девушки (точнее то, что они прятали под одеждой). Он очень рано понял: чтобы беспрепятственно получать желаемое, нужно вести себя определённым образом. Отец не любил, когда Джулиан попадался ему на глаза — Джулиан мелькал ровно настолько, чтобы про него не забывали. Он понял также, что никакие достижения не помогут добиться расположения короля. Зато расположения первого из принцев добиться было несложно, а наследник престола был почти настолько же влиятелен, как и сам король. Джулиан понимал это, но тянулся к брату всё же по большей части неосознанно. Их разделяла большая разница и в возрасте, и в положении, но интерес был взаимным. Джулиан жил в столице благодаря Эстебальду. Джулиан учился стрелять из лука и драться на мечах благодаря Эстебальду. Джулиан мог брать любые книги благодаря Эстебальду. Эстебальд рассказывал страшные сказки, когда он был ребёнком. Эстебальд учил общаться с девушками, когда Джулиан начал созревать. Эстебальд водил его на рыбалку. Эстебальд был лучшим отцом для Джулиана, чем их настоящий отец. Может быть, причина отчасти заключалась в том, что, сколько бы жён не сменил наследный принц, ни одна из них так и не смогла родить ему ребёнка. И всё же казалось, будущего короля совсем не волнуют ни трон, ни наследники, ни жёны, а лишь одни развлечения, да собственный младший брат. Никто не ведал настоящих причин этой дружбы, но и не задавался вопросом о том, ведь разве странно это, что старший брат взял младшего под своё крыло?
Джулиан нежно любил брата, но всё же не мог не признать, что Эстебальд — человек равнодушный, даже порою жестокий, что он безнадёжный разгульник, и что многие его решения откровенно губительны, как для него самого, так и для близких ему людей. И, разумеется, Джулиан не посмел даже намекнуть старшему, что идти пить бражку в близлежащую деревушку на полторы души с не пойми откуда возникшими девицами лёгкого поведения — так себе идея для того, кто должен вот-вот возглавить сопротивление города перед лицом врага.
Джулиан лишь укоризненно поглядел на брата и ничего не сказал, хотя и понимал, что тот мог бы прислушаться к его словам. Он переложил ответственность. Испугался. И за свою трусость поплатился сполна. Он сам был виноват во всём.
Джулиан повторял это раз за разом. Удар за ударом, пока темноволосый молодой мужчина с раскосыми глазами выбивал из него всю дурь.
Джулиан уже не раз дрался до этого и знал, каково это — получать по почкам, или в солнечное сплетение, или по лицу. Но то были драки. А сейчас — откровенное избиение. Было не столько больно, сколько страшно. И после каждого удара Джулиан мысленно повторял: «я сам виноват». Как ни странно, эти жестокие слова, словно заклинания, успокаивали его сердце.
Джулиан прикрывал голову и живот, время от времени всё же пропуская удары.
«Сам виноват», — твердил он, когда его запястья сковали за спиной, чтобы он не мог сопротивляться.
«Я должен был сказать Эстебальду», — думал принц, до крови закусывая щёки изнутри, когда имперец болезненно бил его по незащищённому торсу.
«Я струсил и поплатился».
После того, как его знатно потоптали ногами, бледная риддийка с медным
Если ответ соотечественнице не нравился, его снова били. И били сильнее. Джулиан старался путать показания — это было его долгом перед Родиной и перед непутёвым братом. Но долго и много врать не мог. Потому что в ход пошло кое-что посерьёзнее простых ударов кулаком.
«Я сам виноват, — твердил себе Джулиан, лёжа лицом на холодной земле. — Я струсил перед братом. Я ослушался приказа и пошёл смотреть на Легенду. Я упал со стены, как последний идиот. Никто до этого за всю историю этого мира не падал с крепостных стен прямо в руки врагу, а вот я упал».
Последний факт его даже рассмешил, но смеяться было больно — болели живот и рёбра.
Он так и лежал на холодной земле, казалось, с вечность, пытаясь свыкнуться с мыслью о том, что до конца осталось совсем немного, и его жизнь скоро могут насильно оборвать. Не грела и догадка о том, что благородной и быстрой смерти от дикарей ждать не стоит.
«Я сам виноват».
Джулиан бессмысленно смотрел в стену, всё повторяя свои заклинания и вспоминая самые неприятные поступки, которые совершал. Если бы он мог что-то изменить, то что? Может быть, не задрал бы на сеновале юбку дочери конюха, наобещав той с три короба, ведь девушка была влюблена в пастуха с деревни. А теперь тот, возможно, ей и побрезгует. Ещё обязательно бы разыскал маму. И не позволял бы крестьянским детям обижать щенков во дворе. И сказал бы Эстебальду о том, что ему не стоит покидать крепость.
Когда Джулиан уже готов был забыться беспокойным и болезненным сном, его ушей достиг тихий и короткий звук чьей-то усмешки.
Джулиан поднял голову, игнорируя мышечную боль, и увидел Его.
Джулиан читал о нём. Многие, особенно крестьяне и слуги, болтали о том, что Элтыр Дар, легендарный военачальник Империи — дикарь, поклоняющийся демону подземного мира, изверг, поедающий детей, и что вместо спермы у него яд. Однако Джулиан изучал откровения Гьёга Серого, кое-что слышал от отца или дядьёв. Мнения разнились, но ему удалось выделить несколько схожих взглядов на интересующую его личность. Их было несколько: Элтыр Дар — простой человек из низов; под командованием Элтыр Дара империи удалось подчинить себе множество народов; Элтыр Дар — гений своего дела.
Джулиан всегда зачитывался описаниями того, как имперский генерал играючи брал крепости, как побеждал в бою и как перемещался от одного края света к другому и обратно. Он был почти влюблён в образ непобедимого военачальника и мечтал быть хоть каплю похожим на него.
Увидеть этого человека в живую, было сродни пришествию бога. Джулиан испытал непонятный ему самому и ужас, и трепет, и стыдливый восторг.
Генерал выглядел, как и любой другой имперец, ни больше ни меньше: раскосые тёмные глаза, тёмные волосы, широкие скулы, невысокий рост… но что-то в нем было такое, что невольно притягивало взгляд. Может быть, твёрдая поступь или умные глаза. Может быть, обманчиво-равнодушное выражение лица. А может быть, то была его тягучая холодная аура. Так или иначе, Джулиан смотрел в эти жестокие глаза, не отрываясь. И позабыл спросить себя: если генерал Элтыр так похож на любого другого имперца, тогда почему он так быстро узнал его?
Вскоре после ухода генерала мрачная риддийка помогла ему подняться на ноги и провела в помещение, где Джулиану было позволено смыть с себя пот и грязь. Вода приятно пахла каким-то имперским маслом, а мыло было нежное и приятное к коже. Джулиан с удовольствием намывал длинные волосы, что отращивал вопреки риддийской моде на короткие стрижки, натирался пахучим мылом и плескался в бочке, как ребёнок. На душе было неспокойно, и он словно хотел вдоволь нарезвиться, пока есть возможность. Он не понимал, для чего нужно сначала допрашивать его, а потом давать привести себя в порядок. Подозревал лишь, что это всё неспроста.