Шрифт:
Олег Быстров
Побег в Зазеркалье
Часть первая. Возвращение
Глава 1
Вагон покачивался, колёса на стыках мерно тянули свою извечную мелодию – тук-тутук, тук-тутук. Под потолком неярко светил масляный фонарь. Железнодорожники на прогоне Дубостан – Идиллия экономили на электричестве: пассажирский вагон всего один, остальные товарные. За окном чернела непроглядная темень, на станцию назначения состав прибудет рано утром.
Антон специально выбрал этот ночной поезд. Не хотел толкаться днём на вокзале Дубостана, мозолить глаза линейным жандармам. И в вагоне надеялся
Всё тщетно. Из шести купе два оказались попросту заперты. «Спецобслуживание», – буркнул проводник. Какое, к чёрту, «спец» в три часа ночи? Ясно, везёт какой-то груз, хочет толкнуть в Идиллии. И ведь не поспоришь…
А в остальных сидели.
В первом громко спорили фермеры, занявшие все лавки. Судя по отсутствию громоздких баулов и объёмистых мешков, крестьяне ездили в Дубостан не за покупками и не торговать. Скорее всего, решали в земельном ведомстве свои насущные вопросы. Наверняка это же и обсуждали сейчас, гомоня и перебивая друг друга. Там ни места, ни покоя не найти.
Во втором пристроилась пожилая пара: мужчина пытался читать газету при неверном свете фонаря, женщина клевала носом. Стоит подсесть, и благообразный господин тут же начнёт бесконечную нудную беседу о ценах, политике губернатора, а то, не дай Святой Николас, примется рассказывать о собственном небольшом, но прибыльном предприятии. Тоска…
Третье забила компания работяг. Как пить дать, едут наниматься на кирпичный завод или копачами в карьер. Спокойные, рассудительные мужики с крепкими, загрубевшими руками. Интересно, что это их потянуло в такую глушь? Неужели в Дубостане не нашли себе дела? Такое чувство, что бросили обжитые места и сорвались в погоне за… – чем? Деньгами? Так никогда ещё ни завод, ни карьер не считались золотым дном.
К ним можно было бы пристроиться, с лишними вопросами лезть не будут, но, как назло, рабочие плотно заняли все места. Не втиснешься. Оставалось последнее купе, там сидели трое. В двоих Антон без труда угадал обитателей Задворок: коренастые, загорелые, с косматыми бородами и нечёсаными гривами волос. В очень распространённой здесь одежде: короткие куртки из грубой кожи с множеством карманов и застёжек, широкие штаны, заправленные в высокие ботинки на толстой подошве, какие обычно носят копачи из карьера. И без багажа – те ещё субчики.
Да и рожи у мужиков совершенно разбойничьи. Вроде похохатывают, подшучивают, легко знакомятся с пассажирами и переходят на весёлый, дорожный трёп. Но вдруг полоснёт недобрый взгляд из-под косматой брови, скользнёт кривоватая усмешка – и будто коснулся ты чего-то мерзкого и опасного. Словно полез под лавку за родным своим сидором с бутылкой самогона, – крепкого, для себя деланного, – да добрым куском вяленого мяса, а ухватил холодное, извивающееся гадючье тело…
Третий, немолодой мужчина в чёрном мундире с нашивками горного инженера в петлицах, явно чувствовал себя рядом с ними не в своей тарелке. Старался держаться независимо, чинно, с некоторой даже строгостью, но получалось у него это плохо. Через маску человека, занимающего достойное положение в обществе, проглядывала растерянность и страх, внушаемый попутчиками.
Пришлось пристроиться четвёртым. Внешне Антон походил на первых двух из купе, и в то же время разительно от них отличался. Одет он был почти в такую же куртку, только армейскую, не новую, но крепкую, со споротыми нашивками и поблёкшими, едва различимыми эмблемами. Свободные, из плотной ткани штаны, и армейские ботинки с высокой шнуровкой. Но вот в остальном…
Лицо чуть удлинённое, с правильными чертами, чисто выбритое. Прямые, жёсткие как проволока волосы под армейской кепи острижены под «ёжик». Кожа необычного оливкового
Забросив худенький вещмешок на багажную полку, он пристроился с краю, с наслаждением вытянул ноги и откинулся на спинку сидения. На вид молчаливому пассажиру можно было дать около тридцати лет, возможно, чуть меньше. Шрам, пересекающий правую скулу, и спокойный, даже как бы слегка отрешённый взгляд, не позволяли с точностью определить возраст. Ясно было одно – сколько ни стукнуло этому парню, повидать успел он немало.
Местные представились Спичем и Кентом, и лишь тронулся состав, достали бутыль мутноватого крепкого местного самогона, прозванного «болтаной». Человека, непривычного к этому огненному напитку и принявшего пару стаканов, изрядно шатало при ходьбе. Отсюда и название. Да и язык напиток развязывал неплохо, может быть, ещё и поэтому.
– Предлагаю, ребята, опрокинуть по маленькой за знакомство, – веселился Спич. – Дорога длинная, чтобы ни скрасить?!
Кент шумно поддержал товарища. Инженер, назвавшийся господином Реусом, принялся торопливо доставать продукты, какие обычно берут в дорогу на рынке: отварная курятина, яйца, ветчина, зелень. Раскладывая закуску, он, очевидно, надеялся расположить к себе лихих попутчиков.
Кент шустро разлил по первой, и тут же, без паузы, по второй. Собутыльники не стеснялись, со вкусом перемалывали челюстями харчи горняка, не забывая наполнять стопки. Инженер, похоже, захмелел уже после первой, но старался не отставать от крутых парней. Антон выпил стопку, закусив пучком зелени, но от второй отказался. Пристроил под голову куртку и прикрыл глаза. Он возвращался в родные края после долгой отлучки. Убаюкивал колёсный перестук, голоса отдалялись. Накатывала лёгкая дрёма…
***
– Рыночники совсем обнаглели! – выкрикнул Лас Кривой, и ватага одобрительно загудела. – Вчера припёрлись кодлой на нашу территорию, приставали к девчонкам. Рик Носатый попробовал заступиться – получил в лоб. Да и то, что он один мог сделать? А сегодня утром у Козявки перевернули лоток, весь товар попортили!..
Многие мальчишки в Идиллии начинали зарабатывать сызмальства. Козявка, восьмилетний шкет, торговал с лотка пирожками, что пекла его бабка. Обидеть такого – себя не уважать! А уж спустить подобное обидчикам – тем более. Мальчишки Идиллии с малых лет привыкали защищать свой район, свою территорию. По всему городу, исключая разве что Задворки и Площадь, шла необъявленная война подростковых ватаг.
Кривой верховодил мальчишками на Бараках, где жили рабочие кирпичного завода и копачи с карьера. Район состоял из двухэтажных бревенчатых срубов, длинных и мрачных, поставленных плотно друг к дружке. Между ними – некое подобие загаженных улиц, неширокие проходы с мусорными кучами и сточными канавами. Внутри бараков клетушки на одну-две комнаты, тесные и тёмные. Летом душные, зимой холодные. И всегда сырые. Магазинов и лавок здесь не было вовсе, за жратвой и одёжкой бегали на Рынок.
Бараки растянулись от кирпичного завода до Площади, самого благополучного места в городе. Внушительные здания Муниципалитета и Жандармерии, дорогие по здешним меркам магазины и самый шикарный в городе ресторан «Хрустальный звон» – это всё Площадь. Слегка наособицу, как бы порицая всю эту роскошь, тянул шпиль к небу храм Николаса Первохода, почитаемого в Идиллии главным святым. Утром и вечером усердно мели брусчатку Площади дворники, присматривали за порядком постовые, усатые и строгие – не забалуешь.