Побег
Шрифт:
Разобрать концы сюда, теперь сюда, щелк - вошло в разъем.
А в Столице, небось, дождь. Лупит по крыше, лужи пузырятся. Интересно, кто за моим столом сидит.
– Давай вот так. Ага. Нет, еще немножко.
Скорей бы на станцию! Чертов скафандр, прямо как блох в него напустили!
– Что-то я тут не пойму. Глянь, Майх.
Как же это я без Майха назад ворочусь? Правда, если до Ктена... А что мне Ктен? Ладно, нам бы еще туда попасть. Кто их знает, эти игрушки: возишься, возишься, а оно возьмет и...
Дни шли, и они уже снова сидели на
Странное дело: здесь он не бывал одинок. Один на один с собой - и все-таки не один. Кто только ни приходил к нему в нескончаемые часы вахт: живые и мертвые, друзья и враги. Можно было договорить и доспорить, но это была только игра, и он знал, что это только игра, и лишь один Ресни не был игрой. Приходил, садился в сторонке, вспугивая выдуманных гостей, и Хэлан сам заговаривал с ним - с полуфразы, с полуслова, с полудодуманной мысли.
– Знаете, Нирел, а я так ведь и не понял, чего я хочу. Нет, планы всякие есть, а вот чего мне надо? Чтоб все по-другому было? Так я сам по-другому жить не захочу, заставь меня - на стенку полезу... как все. Ну, ладно, дала мне жизнь по мозгам, сдвинула с места, а ведь отпусти, я, пожалуй, опять в свой угол залезу - и не тронь меня. А, Нирел?
– Мы, - цивилизация одиноких людей, - задумчиво отвечал он.
– Как-то распались все связи между людьми, и у каждого есть он сам: его потребности, малые или большие, и жажда удовлетворить их любой ценой. И все-таки мы не безнадежны - и тому пример мои товарищи. Пришла беда - и сразу с нас все облетело. Амбиции, тщеславие, все то мелкое и вздорное, что так раздражало нас друг в друге. Мы стали просто людьми, надеюсь, нам удастся остаться людьми до конца.
– Так что же: так и жить в беде? Ничего себе жизнь!
– Почему я стал свободным только здесь? В горе, в отчаянии, в страхе смерти? Наверное, нельзя быть свободным - даже внутренне - под чудовищной тяжестью государства - монстра. Да, мы к этому так привыкли, что эта тяжесть кажется нам свободой. Мы ощущаем ее, только когда она чуть приподнимается с наших плеч, как только в невесомости понимаем, что такое притяжение планеты. И я думаю о миллиардах людей, вжатых в землю чудовищной тяжестью чудовищного государства. Кем бы они были, что бы они смогли, если б убрать или хотя бы ослабить этот гнет?
– Вот вы куда гнете? Ну, не знаю. Ежели эту машинку поломать, так что от нас останется? Где вы таких дураков найдете, чтоб сами захотели думать? Вот я... в первый раз пришлось, чтоб за других решать... ох, страшно! Одно дело, как у нас: машинка крутится, никто ни за что не отвечает... а если нет? Ну, подумайте! Если нет аппарата - значит, ты уже не винтик, значит, жить так, чтоб за каждый свой шаг отвечать...
Вот тут его и поймал Майх. Вошел потихоньку - Хэлан и не услышал, почувствовал, только, что кто-то есть. Ох, черт! Не дай бог, вслух говорил!
– Ну, чего прячешься? Вылезай!
– Я не прячусь, - сказал Майх. Подошел и сел рядом.
– Мешать тебе не хотел.
–
– Думать. Далеко ты от меня ушел.
– Раньше вышел, - хмуро ответил он. Сидел и без надобности пялился на стенд, будто Майх и впрямь застукал его на чем-то стыдном.
– Если темп не потеряем, закончим дней через 12. Ты рад?
– Чему?
– Что, еще сердишься?
– Детский разговор, Майх. Сержусь - не сержусь. Что, ты у меня игрушку забрал? Дело ведь не в том, драться или нет. За что драться?
Майх вдруг улыбнулся.
– А за что драться, Хэл? За жизнь - нельзя. За друзей - нельзя. За это все - нельзя. Сложновато для меня!
– Неужели?
– Ладно, - сказал Майх. Встал, прошелся по комнате, переключил что-то на стенде.
– Только без подсказок, Хэл. Не люблю в конец задачника заглядывать. Значит, надо определить цель? Добраться до корабля. Спасти Лийо и помочь Николу. Все очень просто - до самого Ктена.
– А что тебе Ктен?
– То же, что и тебе, Хэл. Поворот. Только пошли мы в разные стороны. Разные задачи, понимаешь? Моя - прорваться любой ценой. Никого не жалеть. Ничего не щадить. В этой драке по-честному нельзя. Как они нас - так и мы их.
– Удобно.
– Да!
– с яростью сказал Майх.
– Даже слишком! Ты сравни, что ты знал, а что я. Ты в этом болоте, как рыба, а я... я чуть не спятил, когда вы меня мордой... в это!
– Ну да, конечно. Твоя правда. Извини, малыш.
– Погоди. Значит, задача: прорваться. И тут вопрос: зачем? Спасти Лийо? Невозможно. Здесь мы все трое обречены. Улететь? Ну ладно, летим. А зачем? Просить помощи? А кто мы такие, чтоб ее просить? Мы что, можем говорить за всех?
– А ты не переживай, - сказал Хэлан.
– Можем и не просить.
– Тогда, выходит, твоя правда: не за что драться!
Хэлан хотел что-то сказать, но Майх не дал:
– Говорю же, погоди! Когда ты меня умыл, я сел и стал думать. Понял: слишком много нагара, пора продувать дюзы. Куда меня повело? Вроде, не ты меня, а я тебя за руки должен хватать. Понимаешь: подумал - и сам удивился. Когда узнал, что ребят убили... я ведь с ними не раз летал... крепче родства... Когда думал, что Лийо нет... когда нас гоняли, как... нет, ты пойми: будто так и должно быть. А теперь не могу. Ведь мы ни в чем не виноваты, черт побери! За что нас так? Почему нас можно убивать, Хэл? Почему можно, чтобы были и Ктен и Намрон? Почему нужен или не нужен контакт решают не ученые, а чинуши?
– Ого, сколько "почему"!
– Детские вопросы, да? Иногда полезно задавать такие вопросы. Почему, едва я родился, моя жизнь была определена? Не умом, не характером - тем, кем я родился. Почему каждый из нас должен быть подследственным и поднадзорным в собственном мире?
– Ты гляди, заметил!
– Не надо, Хэл! Просто подумал: а зачем мне куда-то лететь? Помощи просить не хочу, врать не умею, хвастать нечем. Оно конечно, поглядеть бы... знаешь, для нашего брата, космача, такой полет... Но ведь ты же не полетишь?