Побег
Шрифт:
Сходняк состоялся почти сразу после моего приезда на пересылку — так, видно, совпало, и держал его Песо. На нем собрались почти все воры Устимлага, которые могли по тем или иным обстоятельствам присутствовать.
К такому сходняку воры готовились загодя, в строжайшей тайне — потихонечку съезжались к месту сбора, не суетясь и не опережая события.
Организация такого сходняка в заключении требовала от воров таких качеств, которыми могли обладать только люди, привыкшие к строжайшей конспирации, то есть люди умные и дисциплинированные.
Сходка воров в каком-либо регионе России — независимо от того, проходила ли она на свободе или в неволе, — имела огромное
Как я уже объяснял чуть раньше, воровские сходняки в Коми проводились в основном на сангороде Весляна. Также я упоминал об авторитетных ворах, а если исходить из того, что у воров нет возраста и все они равны друг другу, то возникает вопрос: как один вор мог быть авторитетней другого? В этом плане я уже объяснял читателю в восьмой главе первой книги, что авторитет у масс вору нужно было завоевывать своими поступками, показывая и доказывая на личном примере, кто такой вор на самом деле и как должен жить человек, посвятивший себя этой идее.
Насколько мне известно, в Союзе в то время было несколько старых, как их еще называли — нэпманских, воров, решения которых нигде, ни при каких раскладах не подлежали никакому сомнению. В первую очередь это — Вася Бриллиант Астраханский, Огонек Питерский, Черкасс Ростовский. Что же касалось воров помоложе, то это были Вася Бузулуцкий Грозненский, Кукла Москвич (кстати, по последнему сроку они были подельниками с Бриллиантом), Хасан Каликата Ташкентский, Рантик Сво, Калина Москвич, Гена Карандаш Питерский, Якутенок Пермский, Володя Хозяйка, Руслан Осетин Орджоникидзевский, Песо Москвич, Мексиканец Орджоникидзевский, Робинзон, Плотник Воронежский, Дипломат Ростовский, Студент Ростовский, Коля Портной Москвич, Шарко Какачия (Старый), Хайка, Жид Ташкентский, Дато Ташкентский, Дима Лордкипанидзе и многие другие.
Но этим ворам «помоложе», за редким исключением, было либо около сорока, либо далеко за сорок. Если же исходить из того, что к каждому из вышеназванных воров был подход в среднем в возрасте 20–25 лет, то нетрудно представить себе и подсчитать, сколько лет человек, носивший имя вора, должен быть идеальным примером для всех окружающих его людей, и быть не просто примером, а выделяться чем-то особенным, чтобы люди шли за ним и верили ему.
По сути, верить можно во все что угодно, но вера становится религией только тогда, когда сплетается с правилами жизни, оценкой поступков, мудростью поведения, взглядом, устремленным в будущее — в данном случае в будущее воровское. Быть одним из немногих авторитетов среди сотен миллионов людей, населявших в то время огромный Советский Союз, да еще находиться почти постоянно в глубоком подполье, — думаю, такой человек заслуживает многого. Умный хозяин, когда узнавал, что через его владения должен проследовать по этапу вор, старался любыми путями заполучить его в один из своих лагерей, зная наверняка, что в этом случае о внутреннем порядке почти при любом раскладе можно не беспокоиться. Вор никогда не допустит беспорядка у себя дома. Урка сам по себе был гарантом порядка, а значит и воровского закона.
То, что при управлении Васи Бриллианта Песо держал тот сходняк, говорило о многом, и в первую очередь об огромном авторитете самого Песо как среди урок, так и среди всего контингента заключенных, об абсолютном доверии к нему. Естественно, последнее слово оставалось за Бриллиантом, а сам он, как читатель помнит, сидел на Иосире в одиночке, но это свое слово он отдал человеку, который, надо
Всего, конечно, не напишешь, но могу уверить любого скептика, что все происходило именно так, — я слишком хорошо знал Песо, да в принципе и не только я. Но вот написать о нем в книге довелось мне одному, поэтому и хочется выразить словами все то, что внушал к себе этот человек, каким он был благородным и честным уркаганом. Хотя я и не уверен, что мне это удастся, лишь по одной причине: всего на бумаге не напишешь…
Сходняк тот решал глобальные проблемы не только всего Устимлага, но и ГУЛАГа в целом. Одной из таких проблем были «бирки». Я упоминал об этом на страницах первой книги, поэтому, думаю, нет надобности повторяться.
Что же касалось других проблем, то, в частности, на этом сходняке, насколько я знаю, говорилось о более строгом подходе к тем, кто подрывал устои воровского сообщества, ко всякого рода шерсти, прошлякам, а главное — к сухарям, — эта падаль должна была уничтожаться незамедлительно, как только обнаруживалась, чтобы не успевала нанести много вреда людям.
Исходя из того, что менты в целом по ГУЛАГу усиливали режимы содержания, тем самым нагнетая обстановку, такая мера безопасности со стороны преступного мира была своевременной и актуальной. Я не знал в то время ни одного управления по всему ГУЛАГу, где бы не существовало сучьих зон; в Устимлаге же их не было только благодаря тому, что здесь сидели такие урки.
А если нет всякого рода негодяев и ничтожеств, значит кругом царит воровской порядок. Мужик одет, обут, сыт, что было одним из главных критериев лагерной жизни, я уже не говорю об отсутствии всякого рода беспределов, лагерных интриг и прочем.
Решались на этом сходняке и еще некоторые немаловажные проблемы преступного мира, поскольку маловажных проблем на воровских сходняках не бывает, но о них я умолчу. Во-первых, потому, что не имею права говорить то, что мне доверялось ворами, пусть даже много лет тому назад. Во-вторых, если бы я даже и рискнул написать об этом, поняли бы меня разве что единицы. В-третьих, я не мог знать всего, потому что есть такие вещи, которые воры не могут доверить никому, даже родному отцу. Никому, кроме как своему брату по жизни.
Почти сразу после того сходняка, чтобы не мозолить глаза легавым, воры разъехались по своим зонам, а некоторых менты и сами определили кого куда. Вывезли и Песо. Теперь он попал в Княж-погост, но на этот раз не на «тройку», где был до этого, а на «головной», то есть на «единичку».
Часть III
Страшнее нет советской пересылки
Глава 1
Омск — Томск — Верхоянск — Воркута — Челябинск — Брянск
Уже несколько месяцев я был на пересылке. Один Бог знает, скольких людей я встретил и проводил за это время, со сколькими интересными спутниками познакомился, беседовал, интересовался тем, чего еще недопонимал, но это обязательно должно было быть чем-то из воровского толка, ведь люди в то время сидели разные (впрочем, как и сейчас).
В одной камере пересылки можно было встретить профессора и вора, артиста и мошенника, писателя и убийцу. А объединяло их то, что все они подчинялись законам тюрьмы, но не все, конечно, могли сразу усвоить ее быт и законы, поэтому обращались в основном ко мне, поскольку я был для них как бы дирижером в их оркестре. Я уже полностью поправился, правда голова иногда еще побаливала, особенно когда не высыпался или нервничал.