Побелевшие нивы

Борисов Александр Анатольевич

Апостол Петр, которого наша Церковь именует Первоверховным, призвал пастырей пасти Божье стадо,

…не господствуя над наследием Божиим, но подавая пример стаду…

(I Петр, 5:3)

Как сочетать это наставление апостола со сложившимся в нашей Церкви обычаем обращаться к епископу не иначе как «Владыка»? И о каком примере христианской скромности, подаваемом миру, может идти речь, если человек при первом же посещении храма слышит: «Великого Господина и Отца нашего, Святейшего…»? Без поправки на немощное в духовном отношении состояние нашей Церкви это может стать явным соблазном для новичка.

Что

касается личности самого правящего ныне патриарха Алексия, то трудно представить на этом ответственнейшем посту человека более глубокого и достойного. Великая милость Божия к нашей Церкви, что именно он был избран на Поместном Соборе 1990 г. Однако некое уменьшение пышности наших древних титулов нисколько не умалило бы, а, напротив, подчеркнуло бы достоинства наших епископов.

Приобщение к значительным титулам начинается с первых шагов по иерархическим ступеням. Уже к юношам, сидящим на семинаристской скамье, преподаватели обращаются не иначе как «отцы», видимо, для того, чтобы они привыкали к такому обращению и на приходах не чувствовали неловкости, когда к ним так же будут обращаться люди втрое старше их. Также обращаются эти безусые «отцы» друг к другу.

Почему бы нам не последовать слову Иисуса и не называть друг друга именно братьями? Вместо, например, «отец Михаил» — «брат Михаил» и т. д. Это сразу сократило бы дистанцию между паствой и пастырем и существенно снизило бы соблазн превозношения для последних. Могут возразить, что так–де обращаются друг к другу баптисты (что правда) Но стоит ли из–за этого пренебрегать Евангельским наставлением? Ведь в проповеди священнослужители обращаются к верующим: «Братья и сестры!» Почему же обращение верующих к священнослужителю как к «брату» невозможно?

2. Нигде в Новом Завете мы не найдем именования учеников Иисуса Христа священниками. Иногда, правда, в таких случаях ссылаются на I Тим. 4,14: «Не неради о пребывающем в тебе даровании, которое дано тебе по пророчеству с возложением рук священства». Однако эта ссылка не может быть признана доказательной из–за неверного русского перевода. В греческом тексте Послания в данном месте стоит слово «пресвитерион» — «старейшин».

Понятие «священник» было присуще Ветхому Завету и указывало на культовую специализацию людей, отделенных на служение Богу. Еврейское слово «кадош» — святой — означало именно «отделенный». В Новом Завете все уверовавшие во Христа становятся «отделенными», «народом святым», «людьми, взятыми в удел» (то есть выделенными Богом для благовестил всему остальному миру). Выделение в свою очередь новозаветного священнического сословия не может не возвращать людей в религиозные и психологические установки Ветхого Завета, при которых вновь возрождается триада: Бог — священники — народ; вместо Бог — Христос — человек. Ведь одно из главных спасительных действий Иисуса Христа именно в том, что через Него… (мы) имеем доступ к Отцу» (Еф. 2,18). Когда же утверждается необходимость п о с р е д н и ч е с т в а священников вместо просто п о м о щ и и поддержки более опытного в вере, тогда утрачивается драгоценная близость Бога, дарованная в Иисусе Христе.

Говоря богословски, Богочеловечество Иисуса забывается, и Он становится лишь Богом, милующим, мудрым, но все же далеким от нашей человеческой участи, «слившимся» с Отцом. Монофизитство, некогда побежденное догматически на 4–м Вселенском Соборе, взяло реванш в богослужебном и церковном укладе.

Остается еще один немаловажный вопрос: все эти будущие возможные нововведения, быть может, и дадут самые замечательные результаты, но как жить в настоящее время?

Разумеется, чтобы ответить на этот вопрос более или менее полно, понадобилось бы написать еще столько же. Если же попытаться ответить кратко, то можно сказать следующее:

1. Несмотря на все имеющиеся недостатки, наша Церковь остается главным источником духовной поддержки для

миллионов людей. Ее молитвословия, песнопения, архитектура и живопись содержат в себе много такого, что помогает человеческим сердцам достигать духовного общения с Богом. Поэтому следует быть внимательным к тому живому и подлинному, что мы имеем в жизни нашей Церкви, быть благодарным за это Богу и тем людям, трудами которых все это создавалось и хранилось. Впервые в нашей истории в настоящее время верующие в нашей стране получили возможность приступить на приходах ко всей той работе, которая раньше только мечталась, но была запрещена: заниматься благотворительностью, катехизацией, религиозным воспитанием детей, словом, всем, что необходимо для того, чтобы создать при каждом храме не просто приход, а общину. И сейчас зависит все уже от нас самих — от нашей веры, надежды и любви.

2. Что касается тех черт жизни нашей Церкви, которые представляются нам устаревшими, тяжелыми для честного принятия и просто несоответствующими ни духу Евангелия, ни здравому смыслу, то к этому следует относиться как к поставленной перед нами задаче, которую мы должны творчески решать. Это тот участок истории нашей Церкви и нашего народа, который поручен нам для работы — анализа причин, истории возникновения удерживающих сил и поиска путей преодоления.

3. Религиозная жизнь каждого из нас должна как «минимум» включать следующие обязательные элементы:

— Молитва (утреннее и вечернее правило с добавлением собственных свободных молитв);

— Ежедневное чтение Слова Божия (одновременно с чтением религиозной, богословской и духовной литературы).

— Участие в жизни Церкви (хотя бы раз в неделю — посещение храма; что позволит нам постоянно ощущать жизнь всей Церкви и не уходить в крайний индивидуализм, переходящий, как правило, в религиозное безразличие. Исповедь и причащение 1—2 раза в месяц);

— Стараться в жизни своей руководствоваться принципами Евангелия (это кажется довольно абстрактным, но каждый на самом деле для себя понимает, о чем идет речь: «ищите прежде Царствия Божия и правды его, и остальное приложится вам»).

Кроме этих четырех моментов, в общем достаточно очевидных, очень важным для возрастания христианина в вере является организация в приходам так называемых «малых групп». Движение «малых групп» началось независимо около 30 лет назад в Западной Церкви и у нас, в Православии, причем в последнем как в либеральных, так и во вполне консервативных кругах. Столь сходные устремления, возникшие в разных условиях, очевидно указывают на какую–то общую потребность современного человека — соприкоснуться с жизнью Церкви на уровне братского дружеского общения. Здесь налицо потребность внести в институт Церкви кроме исторического и социального измерений братскую задушевную близость. Эти устремления вполне оправданы. Достаточно вспомнить, что первая Церковь была Церковью именно небольших (от 10 до 50 человек) групп верующих, собиравшихся именно по домам в самой обыденной обстановке. Да и первая община — Иисус и 12 учеников — тоже, можно сказать, была такой «малой группой».

Малые группы (в наших условиях от 5 до 20 человек) ни в коем случае не подменяют собой посещение храма. Они лишь восполняют то, чего не может дать приходская жизнь, — более близкое, дружеское общение верующих. Причем это не должно быть просто совместными чаепитиями и разговорами о жизни вообще и о религиозных вопросах в частности. Дружеские и непринужденные отношения должны сочетаться с осознанием себя малой общиной, частью прихода, а также частью огромного тела Церкви. Это вполне удается, когда встречи носят регулярный характер (раз в неделю) и когда они осознаются как «где двое или трое соберутся во имя Мое, там Я посреди них».