Побочный эффект
Шрифт:
Можно было сколько угодно скрипеть зубами. Можно было устраивать истерики. Можно было терпеть молча. Так или иначе — Лариска была рядом. Всегда. И будет всегда. Это Ирина ноша. Не избавилась вовремя — теперь неси и не жалуйся.
Она и не жаловалась. Жаловалась сама Лариска. Не на подругу, нет — на судьбу. Ира даже не могла сказать, что та ноет без повода. Поводы у Трегубович случались беспрерывной чередой, друг за дружкой. То одно не так, то другое не сложилось, то третье не срослось.
С детства стремилась к журналистике. Столько труда приложила к тому, чтобы получить вожделенную профессию.
Поиски новой работы ни к чему не приводили. Это раньше было хорошо: висит на дверях предприятия объявление о вакансиях, приходишь в отдел кадров, оформляешься и спокойно работаешь. С приходом же перестройки кругом и всюду стали проводиться собеседования. Сначала начальство на тебя посмотрит, в душу твою заглянет, а потом уже решение примет: хочет оно иметь тебя среди своих подчиненных, или не хочет.
Ларису не хотели. Ее не желали в роли журналистки. Не желали в роли корректора — невзирая на нехилый опыт по этой части. В учителях ей тоже места не было: неподходящее образование. Хотя нескольким ее одногруппницам журналистский диплом вовсе не помешал устроиться в школу. Не видели Ларочку в роли менеджера продаж, секретаря адвоката, продавца ювелирных изделий, косметики и парфюмерии. Не взяли в переводчики — оказалось, ее английский, который Трегубович зубрила с четвертого класса, могли понять только в России, и только россияне. Да и то немногие.
Оставалось идти в кондукторы или кассиры. Однако сидеть на кассе в банальном гастрономе она сама не хотела. Про кондукторство даже слышать не желала. Драить подъезды или в домработницы к крутым бизнесменам пусть нанимаются лимитчицы. Лариса не для того училась. Коль уж не сложилось с заграницами, она построит карьеру на телевидении. Или на худой конец на радио.
Однако к радио с телевидением ее и близко не подпустили. Даже на собеседование ни разу не удалось прорваться. Мир ее ненавидит! Ни за что. Просто так: ненавидит, и все.
Ира пыталась как-то подбодрить ее. Иногда получалось, но чаще Лариска просто впадала в истерику: то плакать начинала, то орать. Ира намекала: ищи ответы в себе. Просто так мир не станет ненавидеть человека. Значит, есть причина.
Но копаться в себе Трегубович не привыкла. Куда проще обвинить в несправедливости весь мир чохом.
Ире бы и ладно — не ее проблемы. Но Лариску было по-настоящему жалко: без малого сороковник бабе, а ничего нет. Ни работы путевой, ни личной жизни. Одна, если не считать матери. Отец Ларочкин умер еще раньше Ириного. Осталась мама. Но Софья Исааковна о дочери заботиться уже не могла, слишком стара: Лариску-то родила поздно, когда самой уж под сорок было. Старушке лекарства нужны — а у Лариски пособие крошечное. Без материной пенсии даже на питание не хватило бы. Какие уж лекарства?
Как было не пожалеть ее? По Ириному ходатайству специально под Ларочку создали в штатном расписании единицу: персональный секретарь заместителя генерального директора. Сама, собственными руками, вырыла себе яму.
***
— Как вы думаете, сколько мне лет? — прервала Ира повествование.
— Вы замечательно выглядите для своего возраста, — ловко вывернулась собеседница.
Ирина рассмеялась:
—
— Да, на вид вам сложно дать больше тридцати. Но глаза выдают истинный возраст. Внимательный наблюдатель сразу поймет, что вы опытная женщина, мудрая…
— Мудрая… Какая я мудрая? Дура я полнейшая, разве что опытная. Теперь опытная… Только мне от этого опыта никакого проку. А почему, вы думаете, я так замечательно выгляжу? Гены? Нет, генами тут и не пахнет.
***
Ирина взрослела, вместе с нею взрослели и Сергей с Маришкой. Вероника же Николаевна потихоньку катилась к осени жизни.
Русаков был старше жены на четыре года — вполне нормальная разница между супругами. Ни раньше, ни теперь, в зрелости, он не выглядел значительно старше или моложе Ирины. Напротив — вместе они смотрелись вполне органичной парой. И не только смотрелись, но и были таковой на самом деле. Жили, что называется, душа в душу. Много лет — как один день. Бывало, и ссорились изредка, но никогда из-за денег или ревности. Так, бывало иногда, Русаков придет немножко выпившим. Ирине, как любой нормальной жене, это не понравится, ну и поехало-понеслось. Но вообще-то Сергей не злоупотреблял этим делом, лишь иногда позволял себе расслабиться. Ира, собственно, не столько за пьянки его пилила, сколько ради профилактики старалась. Опасалась прозевать ту грань, из-за которой мужика бывает очень сложно вернуть к нормальной жизни. Впрочем, особо не усердствовала, как ей казалось. Палку перегнуть — тоже нехорошо. Во всем мера нужна.
А в остальном в семье царили тишь да гладь.
С ранней молодости привыкшая к естественной своей миловидности, Ирина не зацикливалась на внешности. Главное, полагала она, не снаружи. Главное — оно внутри. Косметологов визитами не обременяла, довольствовалась банальными готовыми кремами. Иногда и о них забывала. Кожа от природы была эластичная и гладенькая, как у младенца. Отражением в зеркале была довольна. А что? Вполне еще ничего. Все при всем.
Когда вдруг Ларочка, еще в бытность свою журналисткой, стала заботливо отмечать:
— Ай-ай-ай, подруженька, что-то выглядишь ты сегодня нехорошо. Наверное, не выспалась, да?
С пристрастием Ира вглядывалась в зеркало: где не так, что не так? Да нет же, вроде все так. Нормально выглядит, как всегда. И ночь проспала, как убитая. И чувствует себя вполне на уровне, привычно-энергичной. Лариске просто показалось.
А при следующей встрече Трегубович вновь замечала изменения в ее внешности, и, естественно, не в лучшую сторону:
— Ай-ай-ай! Вот она, доля наша бабья. Вот они, переживания, вот они, беременности-роды-кормления, ночи бессонные. Ты посмотри на меня — ни одной морщинки! Потому что одна живу, без мужиков. На кой хрен они сдались?! Одни сплошные неприятности от них да носки вонючие. Тебе же всего тридцать восемь, а выглядишь… Ох, прости, что я так. Но уж лучше я тебе об этом скажу, чем кто-нибудь посторонний. Я-то тебе мягко скажу, наедине. А знаешь, какие бестактные-беспардонные личности попадаются? То-то! Слава Богу, мне хватило ума замуж не ходить. А то тоже в старуху бы уже превратилась.