Побратимы(Партизанская быль)
Шрифт:
Бегать в контратаку тебе лично запрещаем. Это — приказ.
Шестаков, Луговой!»
И ниже:
«Р. S. Федя! Комбриг Федоренко очень нужен партизанам. Понимаешь, Федор? Нужен!»
На ключевую в помощь бригаде Федоренко шлем группу партизан 3-го отряда. Ее повел Иван Дегтярев. Вскоре его имя летит по лесу — он схватился с целой сотней немцев. На ключевой же опять группы Балацкого и Калашникова. Там и 17-й отряд во главе Октябрем Козиным. Прошлой ночью их сменила 1-я
Держимся… А время тянется до отчаяния медленно.
И все-таки продержались до конца дня. Вечереет. Время это — партизанское, вот- вот полегчает. Но огневой нажим врага не ослабевает. Наоборот, он усиливается. Бьют изо всех батарей. Атакуют. И все еще прибывают раненые; то с одного участка, то с другого доносят об убитых.
Рядом связные переговариваются:
— Ребята! Крылов убит!.. Юра Крылов!..
— А у нас Кулявин и Курсеитов ранены… Уже по второму разу…
— В нашем отряде восьмерых одной бомбой. И ранена Наташа Гришанкова. Это совсем тяжело, когда девчонку калечит.
А это еще что? Песня? Да. Кто-то тянет хриплым прерывающимся голосом:
— Мед… сестра, до… ро… гая Анюта…
Под…пол…зла и шеп…ну. у…ла: «жи…вой!».
И никакой жизни в песне! Чувствуется, что каждое слово поющему дается с большим трудом. Кто же это?
Ваня Швецов докладывает:
— Это Ваднева понесли.
— Ваднева? Опять ранен!?
— Угу. Весь израненный — в ноги, в руки. По голове тоже попало. Он и поет это.
— Ваднев?!
Ваня высказывает свои соображения:
— Может, он от контузии. А может, оттого, что Вера рядом плачет, убивается. Может, он ей и поет. Смотри, живой, дескать.
Вместо Ваднева восемнадцатым отрядом теперь командует комиссар Клемпарский, но и он уже дважды ранен.
Кого же дать отряду?
Иду к Петру Романовичу. Сквозь чащобу пробираются санитары. Еще кого-то несут. С тяжелым сердцем справляюсь:
— Ребята, кого несете?
Санитары виновато отводят взгляды. Подхожу и столбенею.
— Мироныч! — бросаюсь к нему с единственным желанием увидеть живым. — Что с тобой? Куда тебя, Мирон?
— В ногу… черт. В колено.
Четвертый раз ранен наш Мирон за эти два года. И все в ноги.
— Ну, вот что, товарищи! — говорю санитарам. — Несите его в медпункт нашего штаба, к подполковнику медслужбы. Двое из вас чтоб были при Мироныче неотступно. Передайте подполковнику: пусть он подберет вам еще двух бойцов. И будете переносить Мироныча в тех местах, где на лошадях неудобно. Поняли?
— Все ясно.
— Мироныч! До свидания, дорогой! Жмем друг другу руки.
…Ночь. А лес в огне и тревоге. Бой продолжается. Он то утихает, то вспыхивает с новым ожесточением. Его горячее дыхание чувствуется и под скалой, где собрались обкомовцы.
Командиром 18-го отряда назначили Ивана Сырьева, взяли его из 21-го. А Мироныча заменить у нас некем.
— Будешь ты, Николай, комиссаром пятой бригады. По совместительству, — говорит мне Ямпольский.
Прибегает вестовой. Записка командира 3-го отряда Ивана Дегтярева. Ранен комиссар Злотников Николай Яковлевич. Нужна
Кого? Кто сможет?
— Капралов, Петр Федорович, — называю инструктора политотдела. Коммунист он твердый. Московский рабочий с завода «Шарикоподшипник».
— Это который Маяковского наизусть читает? — спрашивает кто-то.
— Он самый.
— Зовите его сюда! — соглашается Петр Романович.
Является Капралов. Уверенная посадка головы, широченные плечи. Бушлат, флотские брюки, из-под них выглядывают остроносые постолы. За плечами автомат. На поясном ремне два магазина к автомату, гранаты. В глаза бросается фуражка. Впереди над эмблемой она продырявлена.
— Где ты был, Петр Капралов? — справляется секретарь обкома.
— У словаков. Там Иозеф Белко ранен, но продолжает командовать.
— В лесу ты, кажется, недавно, Петр Федорович?
— Две недели.
— И уже побил ботинки?!
Нет. Ботинки он не побил. Отдал словаку Коле Медо. Тот во сне видит себя в матросской форме. Ну, ребята и одарили его: кто бескозыркой, кто бушлатом или брюками. А Капралов — ботинками.
— А на фуражке откуда дыра? — не унимается Колодяжный.
— Это фрицы. Пулей. Когда мы контратаковали.
Эта «деталь» завершила характеристику Капралова.
— Вот какое дело, товарищ Капралов. Обком думает назначить тебя комиссаром в третий отряд, вместо раненого Николая Злотникова. Порешим, что ли, Петр Федорович?
— Дело ваше. Я солдат партии.
Секретарь обкома объявляет решение и желает Капралову успеха.
— И вот что, Петро! Смелости своей не убавляй, а ловкость совершенствуй. Что фуражку не уберег — это полбеды, а голова твоя и сердце нужны партии.
Капралов берется за фуражку — правой рукой за козырек, левой за околышек — и покрепче насаживает ее на голову, будто впрямь остерегается, чтоб не сбило пулей. Потом деловито поправляет на плече ремень автомата и, повернувшись по-военному, берет твердый шаг.
Увидимся ли еще с тобой, солдат партии?
А несколько минут спустя в бой бросились и обкомовцы.
Случилось самое страшное. В темноте немцы подкрались к ключевой. Теперь вся 1-я бригада дерется с немцами. Но вот ночной налет врага ликвидирован.
В штабном дневнике появляются строчки:
«…За день противник предпринял девять атак, все поддержаны артогнем, самолетами… В результате боя за второе января противник потерял (на участке 2-го и 18-го отрядов) только убитыми восемьдесят пять солдат и офицеров. Наши потери в этом бою: проявляя отвагу и геройство пали смертью храбрых двадцать три человека, ранено — шестьдесят три… тяжело ранен командир 18-го отряда Александр Ваднев, начальник штаба 2-го отряда Николай Шаров… Погиб смертью храбрых комиссар батареи пушек Акакий Тварадзе…» [94] .
94
Партархив Крымского обкома Компартии Украины, ф. 151, ед. хр. 90, л. 38 об.