Побратимы
Шрифт:
— Пане генерале… — Вайда, сам того не замечая, принялся жестикулировать… — Война кончается. Понимаете? Весна… Земля ждет своего хозяина. Ей нельзя оставаться бесплодной. Ведь она, земля, кормилица. А тут еще, как на грех, политбеседа. Капитан наш проводил. Земли, говорит, эти, на которых стоим сейчас, по самую Одру — наши, польские… Понимаете, наши!
Не сразу решился, пане генерале. Думал. Не одну ночь думал. Уснут солдаты — все лежу и в уме прикидываю. Если наша земля, то зачем же она целый год пустовать будет? Может, мы уйдем вперед, а сюда какой-нибудь горемыка безземельный поселится, власть наша ему, может,
Генерал встал из-за стола, выбросил окурок, достал новую папиросу.
— Все у вас, капрал?
— Все, — недоуменно ответил Вайда.
— Идите, капрал Вайда.
— Не понимаю, пане генерале… Куда?
— В батарею… В расчет. Скоро наступление, капрал Вайда. Только об этом ни-ни. Ясно?
Вайда — капитан Порембский не зря слыл отменным строевиком, научил этому солдат — лихо откозырял генералу и проворно выскочил из землянки. Небо было синее-синее. Солнце припекало совсем по-летнему, и Вайда обрадовался тому, что не взял с собой ни шинель, ни телогрейку. Запарился бы.
Вайда умолк, поднялся и, широким жестом пригласив нас следовать за ним, прихрамывая, пошагал через картофельное поле к тополиной куртине.
Высоченные, залитые склонявшимся к закату солнцем, стояли тополя. А посреди куртины, ни дать ни взять — орудийный окоп. С нишами для снарядов, с пустыми, позеленевшими гильзами на дне. Поодаль зиял чернотой вход в блиндаж. Мы удивленно посмотрели на Вайду.
— Я сюда из Берлина вернулся летом сорок пятого. То есть не прямо из Берлина. В Берлине-то ранен был, — он коснулся рукой щеки, потом колена, — пролежал полтора месяца в госпитале. Поехал домой, под Жешув. Приехал на пепелище. Ни кола, ни двора, ни отца, ни матери. Дом фашисты сожгли, отца — повесили. Донесла одна сволочь про красных сыновей сапожника. Мать умерла. Вот так и остался один. Приехал сюда, мне тот самый генерал (он впоследствии большой пост в государстве занимал, теперь-то уже в живых его нету) помог здесь приобрести постоянное место жительства… Так вот и живу с тех пор на своей огневой позиции.
Вскоре возвратился из госхоза Вайда-младший. Он привез новый вентиляторный ремень. И через десять минут наш автобус стоял во дворе дома Вайды в полной готовности следовать дальше по утвержденному маршруту, Но командовал-то нами польский капрал, и мы уехали не сразу.
— У вас говорят, соловья баснями не кормят. У капрала Вайды для дорогих гостей тоже найдется кое-что кроме басен. Будем обедать.
По случаю гостей пани Вайдова отрубила головы трем «самым жирнющим» цесаркам, приготовила целый котел домашней лапши. Мечислав достал из погреба бутылку холодной домашней настойки.
— Солдатам, знаю, не положено, — приговаривал он, откупоривая посудину. — А с командирами мы… Что, и командирам не положено? Ну тогда мы с сыном за ваше здоровье…
Не знаю, сумел ли я передать все, что услышал от старого капрала, но мне очень хотелось это сделать. Если вам, читатель, доведется когда-либо проезжать по этой дороге в Щецин, то, километров за шестьдесят не доезжая до города, остановитесь, даже если у вас не «полетит» вентиляторный ремень. Слева от дороги вы увидите одинокий кирпичный дом под красной черепицей. Знайте, это и есть дом Мечислава Вайды,
— То есть как — зачем? А как же иначе! Это же — огневая… Она ведь не только для пушки, больше для людей. Пусть смотрят, да пусть всяк на свой лад сам кумекает, зачем она, огневая…
22
Приближался ежегодный полковой праздник — годовщина части. На центральной аллее, напротив памятника Владимиру Ильичу Ленину, появился большущий фанерный щит. На нем крупными печатными буквами изложен «Послужной список гвардейского танкового полка».
1. Воинское звание. Фамилия, имя, отчество. — Гвардейский орденов Суворова, Кутузова и Александра Невского танковый полк Советских Вооруженных Сил.
2. Год и месяц рождения. — Ноябрь 1942 года.
3. Где родился? — В огне боев с гитлеровскими захватчиками под Сталинградом.
4. Образование. — Высшая фронтовая подготовка, академия боев с фашистскими оккупантами на территории Советского Союза, Польши, Германии, Чехословакии.
5. Боевые заслуги. — Три боевых ордена и почетное наименование «Гвардейский» за подвиги танкистов в годы Великой Отечественной войны. Памятное Знамя ЦК ВЛКСМ, переходящее Красное Знамя Военного совета СГВ за успехи личного состава в боевой и политической подготовке в юбилейном для Союза Республик году.
6. Род занятий в настоящее время. — На земле братского народа, политой кровью героев-фронтовиков, освобожденной от фашистских захватчиков, служу своей Родине — Союзу Советских Социалистических Республик, с честью выполняю заветы Ильича, почетный патриотический и интернациональный долг часового передовых рубежей стран социалистического содружества.
После поездки по местам боев, после многочисленных встреч с фронтовиками высокий смысл «Послужного списка» становился особенно понятным. Я сказал об этом Генке. Карпухин посмотрел на меня испытующим взглядом.
— Тебе тоже так кажется?
— И тебе?
— У меня тоже голова на плечах, — ответил Карпухин. — Только, думаю, дело не в одной поездке. Взрослеем мы, Климов. Ты к Сереге Шершню присмотрись. Хоть и гармонист, а тише воды, ниже травы всегда был. А вчера в библиотеке подходит ко мне и говорит: «Решил я, Гена, в партию вступить. Как год службы в полку исполнится, заявление подам». И взял Программу партийную. Устав. Кстати сказать, я тоже взял.
— И мне ни слова не сказал об этом?
— А о чем же я тебе толкую, чудак человек? Прав Генка, мы действительно взрослеем.
— Выходит, надо и мне в библиотеку записываться.
— Давно пора. Нечего моими книжками пробавляться, иждивенец.
Карпухину в ротном плане подготовки к полковому празднику отведена не одна строчка. По линии комсомола у него сразу два поручения — оформить книгу славных дел комсомольской организации и вместе с лейтенантом Чермашенцевым, командиром третьего взвода, подготовить концерт художественной самодеятельности. Если первое поручение Генка встретил безропотно, то против второго восстал.