Поцелованный богом
Шрифт:
Ренат дал ему свой номер, и когда после кафе Сергей сказал, что этого не стоило делать, тот возразил:
– Он не пойдет на нас стучать. Не видишь разве, парень не гнилой?
– Вижу, но и не гнилые ломаются.
– Мне его жаль, он похож на смертника. Что дальше делать? Серега, меня с работы попрут, если я задержусь здесь больше десяти дней.
– В таком случае, берем быка за рога.
– Какого быка?
– А какой у нас есть? Амбарцум, Зяблик, только Амбарцум. Других пока нет. Прессуем сегодня ночью.
Обо
Три идиота не додумались проявить выдержку и вызнать, что хотели два мужика. Четвертый идиот в коляске начал от них удирать, когда те спросили его о Лехе. Зачем он удирал? Если те два типа действительно интересовались Лехой, потому что он служили с ним, то это полбеды. А вдруг они из органов?
Амбарцум обнаружил маленький кусочек грязи под ногтем, взял нож для разрезания бумаги, орудуя им, небрежно поинтересовался:
– Кто первый начал?
Очевидец и участник в красной футболке шмыгнул носом и нехотя признался:
– Ну, типа мы...
– Что значит – типа? – спросил, не глядя на него, Амбарцум.
– Ну, я им проваливайте, говорю, а они чего-то там вякают. Ну, мы подходим, я с железкой. Хотел врубить одному, но меня опередили.
– Значит, все-таки они, – сделал вывод Амбарцум.
– Ну... да... – согласился парень.
– Вас было трое, даже четверо, а их двое, но вы не справились.
– Калека не в счет, он же в коляске, – робко вымолвил парень.
– Он и на руки инвалид? – желчно произнес Амбарцум. – Мог камень взять.
– Да быстро все случилось, – оправдывался парень. – Они натасканы лучше. Вломили нам, и все.
– А инвалида, значит, не тронули? – допытывался Амбарцум, хотя докладчик ему подробно все изложил.
– Не, не тронули, – подтвердил тот. – Им Леха нужен был, они служили с ним вместе. Федька сказал, что не знает такого.
– А почему ты сам не выслушал, что им нужно? Поговорил бы. Ну что особенного в том, что они проявили интерес к Лехе, который уехал лечиться? Зачем лезть на рожон?
– Так Федька свистнул, мы и выбежали. Он от них сбежал с точки, думал, менты пристали.
– Не хватало только, чтоб вы с ментами подрались, – вздохнул Амбарцум, глядя на тупое создание, не умеющее шевелить извилинами. Впрочем, у этого пацана вряд ли есть извилины. – Ты запомнил, как они выглядят?
– Ну, если встречу, то узнаю. Один такой... – докладчик немного поднял руку над головой, затем сжал кулаки и потряс ими. – И такой.
– Понятно, – презрительно бросил Амбарцум. – Крепкий, да?
– Ага. Второй чуть выше, худой и в очках.
– Иди, – махнул
– Да нет здесь никакого злого умысла, – тот не впал в панику, как Амбарцум, который и в дуновении ветра видит происки правоохранительных органов. – Раз умеют кулаками махать, то наверняка служили в горячей точке.
– Не все, далеко не все, кто там побывал, умеют махать кулаками, – возразил Хабуров. – Там нужно уметь стрелять.
– Там, Амбарцум, все нужно уметь, – со знанием дела заявил Шея, будто бывал «там» не раз.
– Откуда же они знают, что Леха сидел на проспекте?
– А что тут такого? Знакомые встречали, например. Успокойся, Амбарцум, если б они были из органов, напрямую не стали б спрашивать Федьку. Они б установили за ним слежку. А что это дало бы им? Ничего.
– Думаешь? На всякий случай я позвоню, пусть разведают по своим каналам, кто в ментуре нищими заинтересовался и почему.
Очнулся Марлен Петрович и, разумеется, не понял, где он. Рассеянный желтый свет шел откуда-то сбоку. Марлен Петрович хотел приподняться и осмотреться, но его остановила боль.
Боль! Он все вспомнил. Сначала перед ним вырос человек, будто из-под земли, и Марлен Петрович почувствовал идущее от него смертельное дуновение. Оно ударило в лицо, как порыв ветра. Потом был выстрел и боль. Родилась глупая мысль: я убит? Марлен Петрович пошевелил пальцами, одна рука не повиновалась, а вторая ощутила прикосновение материи. Он сжал пальцы правой руки в кулак – получилось. Скосил глаза влево, потом вправо. Увидел странные аппараты, трубки, окно... Нет, он не умер, это пока не тот свет, откуда никто не возвращался.
– Эй... – промямлил Марлен Петрович, ведь кто-то должен дежурить у него. – Эй...
Никто не откликнулся. Может, его не услышали? Но крикнуть громко у него не хватило сил. Он лежал и повторял эй... эй... эй...
Скрипнула дверь, послышались мягкие шаги. К нему не подошли, значит, его не слышат. Марлен Петрович с огромным усилием повернул набок голову. Незнакомая молодая женщина в простом брючном костюме темно-зеленого цвета что-то делала у аппаратов. Он еще раз произнес:
– Эй...
Она оглянулась, на ее лице промелькнуло удивление, подошла:
– Как вы себя чувствуете?
Он сделал знак веками, мол, я в порядке, потом собрал силы и спросил:
– Где я?
– В больнице. Вам сделали операцию. Лежите спокойно, с вами все хорошо.
Ну, лежать так лежать, на большее он действительно не способен. Правда, хотелось бы повернуться на бок, но... Женщина ушла. Марлен Петрович прикрыл веки. Ух, жизнь – сладкая и горькая, увлекательная и скучная, чистая и грязная, – всякая... Он заново ее переживал, будто наяву, а не во сне. И только отдельными эпизодами в его жизнь врывалась чужая.