Поцеловать осиное гнездо
Шрифт:
– Да. Как вы узнали?
– Вы – рыба. Я чувствую запах. – Она улыбнулась и больше ничего к этому не добавила.
– Что вы хотите сказать? От меня пахнет рыбой?
– Нет, от вас пахнет хорошим одеколоном. Вероятно... «Эрме»? «Эрме» или «Ромео Джильи». Прекрасный запах. Я не то имела в виду.
Я сделал знак официанту.
– По-моему, стоит еще выпить.
Вероника наклонилась ко мне и сжала мой локоть:
– Знаете, я просто поклонница. Я никто. Меньше всего на свете мне хотелось бы вас обидеть. По вашему лицу видно, что я вас рассердила. Пожалуйста, поймите, я вовсе не собиралась вас обидеть.
Она отодвинулась, и я погладил ее по руке.
– Вероника, я добирался до Нью-Йорка два часа. Мы не проговорили и пяти минут, как вы уже сказали, что я рыба, а теперь уходите! Думаю, нам лучше отмотать пленку назад и снова нажать на «пуск». Как вы думаете?
– Боюсь, что теперь мне будет страшно раскрыть рот.
– Не бойтесь. Мне нравится ваша прямота. Вы спросили, над чем я работаю. Давайте начнем с этого места.
Я откинулся на спинку. Вероника, не двигаясь, смотрела на меня.
– Когда мне было пятнадцать, я нашел тело девушки. Ее убили.
Эту историю я рассказал всего за несколько минут. Когда я замолчал, Вероника, не говоря ни слова, уставилась в стол и только после долгой паузы подняла глаза. По выражению ее лица было видно, что она что-то поняла.
– Паулина Острова была вашей мертвой русалкой. Конец детства. Все эти невозможные сочетания мы можем понять только теперь, а испытать могли только в молодости. Женщина и рыба. Молодая и мертвая. Секс и убийство...
– Оксюморон.
Она тихо кивнула:
– Именно. Детство состоит из противоположностей. Тебе или слишком жарко, или слишком холодно. Ненависть или любовь, не иначе, а через секунду все снова меняется. В течение той минуты вы, пятнадцатилетний мальчик, ощутили все сразу. Для подростка мертвая девушка была эротичной. Конечно, вы хотели посмотреть на ее трусики. Мне это понятно.
– Вы хотите сказать, что у меня не было задатков пятнадцатилетнего некрофила?
– Сэм, в пятнадцать лет меня все наводило на мысли о сексе. Знаете, у вас очень красивые губы. Пожалуй, я выпью.
Она заказала водку со льдом. Ее длинные пальцы с нежно-розовыми ногтями так соблазнительно обхватили стакан с прозрачной жидкостью, что я вздохнул. Когда я поднял глаза, она смотрела на меня. По ее улыбке было ясно, что она прекрасно поняла, о чем я думаю.
Вероника взболтала кубики льда в стакане и сделала маленький глоток.
– Сегодня я услышала интересную историю. Один мой друг держит ресторан на Шестьдесят восьмой стрит. Несколько месяцев назад к нему зашел посетитель и заказал филе-миньон. Мой друг гордится тем, что каждый день закупает самое лучшее свежее мясо. Так что посетитель получил свое филе, и когда съел, заявил, что это лучший кусок мяса, какой он только пробовал в жизни. Ресторан тот не из дешевых, но на следующей неделе этот человек приходил каждый день и заказывал филе. Щедро давал на чай, был очень доволен, говорил кучу комплиментов... Но однажды мой друг то ли не поехал на рынок, то ли что-то случилось – в общем, свежего мяса у него не оказалось. Мясо осталось вчерашнее, но оно было хорошее, понимаете? Пришел посетитель за своим филе. Когда ему подали, он не откусил и кусочка, а сразу нагнулся и понюхал. Потом отрезал кусочек, попробовал и отложил нож и вилку. «Мясо не свежее».
– Бросьте, Вероника. Вы-то сами никогда не врете?
Она осушила свой бокал.
– «Когда лжешь, легко верить в себя, потому что говоришь о ком-то другом». Это вы написали. Я повесила эту фразу у себя над столом.
Я поднял руки, сдаваясь:
– Но писатели – известные лгуны.
– Могу я попросить не лгать мне? Поверьте, я умею держать удар. Вам незачем стараться произвести на меня впечатление, потому что уже произвели. Мне нравится ваша внешность, и Богом клянусь, для меня не важно, играли ли вы в университете в баскетбол и знакомы ли с Биллом Клинтоном.
– А что, если я скажу, что был трижды женат и все мои бывшие жены считают меня скотиной?
– Про жен я знаю. Я читала про вас все статьи, которые могла найти. Мне наплевать, потому что я не такая, как они. Дайте мне шанс, и я вам докажу.
– Ого! Вы всегда берете быка за рога?
– Вы имеете в виду день нашей встречи, когда вы надписывали книги? Мне ужасно хотелось поговорить с вами. Но потом, когда это случилось, я струсила и промолчала. Я хотела сказать вам... Нет, не могу даже сейчас. Боюсь.
– А как же правда, о которой вы говорите?
Она глубоко вдохнула, задержала дыхание и шумно выдохнула.
– Ладно. Наверное, нет разницы между ложью и молчанием. Я хочу встречаться с вами. Хочу быть с вами.
– У вас нет мужчины?
– Нет. И СПИДа тоже. Я не феминистка и не люблю случайных связей, но когда сижу здесь, рядом с вами, мне хочется не отрываясь целовать вас в губы.
Она пела во сне. И это оказалось лишь первым неожиданным открытием из множества, что выпали на мою долю в ту насыщенную ночь. Мы отправились к ней домой, но когда добрались туда, все произошло так быстро, что я даже не успел осмотреться, чтобы понять, как она живет.
Мы вошли, Вероника ногой захлопнула за собой дверь – БУМ! – и сразу провела меня в спальню. Как бы вы ни были опытны, каким бы крутым или светским себя ни мнили, вас все равно поразит женщина, которая ведет вас к себе в спальню через две секунды после того, как вы пришли к ней на первое свидание. Я снова чувствовал себя двенадцатилетним невинным членом клуба «Микки-Маус».
Она раздевалась, не сводя с меня глаз. Сначала кеды – самым эротичным образом, какой я только видел. Потом белая рубашка постепенно сползала по мере расстегивания пуговиц, пока не расстегнулась последняя. Одно движение плеч – и рубашка упала на пол. Никакого лифчика. Груди, за которые стоило развязать войну.
Массивную серебристую пряжку ремня она расстегнула двумя быстрыми движениями – вправо, влево, готово. Брюки были расстегнуты так же быстро, со звуком, который каждый мужчина будет помнить в старости, лежа на смертном одре и судорожно ловя ртом воздух, – этот звук расстегиваемой молнии. Черные трусики. Тоже долой.
– Иди сюда.
Я сидел на кровати, но тут же встал и подошел к ней. Вероника не дала мне прикоснуться к себе, пока меня не раздела.
– Погоди. Наслаждение должно длиться.