Поцелуй бабочки
Шрифт:
— Да.
И поэтому она не сообщила Полу ее новый адрес.
— А потом… — Пол смущенно пожал плечами, посмотрел на Кэтрин, ласково улыбнулся ей, прижав к себе, и Одри позавидовала их чувству, тому, чего сама она только что лишилась. По лицу Пола было видно, что они с Кэтрин стали любовниками и уже не считают нужным скрывать это. — А потом я улетел. Я свалял дурака, верно?
— Нет. Это я сваляла дурака, Пол.
— Ты любишь его, правда? Своего итальянского друга? — с надеждой спросил Пол.
— Да. — Не было смысла отрицать очевидное
— Значит, ты вернешься в Италию. За животных можешь не волноваться. Мы присмотрим за ними… и сделаем это бесплатно, — добавил Пол. — Я жалею о случившемся. Он рассказал тебе?
Одри кивнула.
— Хочешь, я продам твой автофургон? Я могу перевести деньги на твой счет или переслать их в Италию.
Пол отчаянно стремился исправить свою вину, и Одри хотела сказать, чтобы он не торопился, но вовремя опомнилась и закусила губу. Им нужно было избавиться от нее, нужно было начать новую жизнь, и Одри это понимала. Кэтрин будет неприятно постоянное напоминание о тех временах, когда Пол был влюблен в другую женщину.
Пол посмотрел на часы и скорчил виноватую гримасу.
— Боюсь, мне пора на обход.
Он отпустил Кэтрин и протянул Одри руку. Издав беспомощный смешок, она пожала ее и со слезами на глазах пожелала ему всего хорошего. А когда Пол ушел, она посмотрела на Кэтрин, и та ответила ей вызывающим взглядом.
— Мне уже тридцать три года, — спокойно напомнила она, — а ты никогда не любила его по-настоящему, так ведь?
— Да, ты права, Кэтрин.
— Я не собиралась делать это за твоей спиной…
— Я знаю.
— Значит, ты не сердишься?
— Нисколько.
— Ты возвратишься в Италию?
— Да. — И она знала, что говорит правду. Может быть, Витторио не захочет ее видеть, но если есть хоть один шанс из миллиона, она постарается им воспользоваться. Потому что даже одна минута с ним ей дороже целой жизни без него. А если он все-таки не захочет иметь с ней ничего общего… что ж, так тому и быть.
Скрытность ничуть не помогла ей. Отъезд тоже не помог. Она любит его. Когда усталая и мучительно страдающая Одри сидела в самолете, у нее было время подумать… и понять, как сильно она его любит. Ей в любом случае нужно вернуться в Италию, потому что матери предстоит операция по пересадке кожи. Она должна быть рядом с ней. Просто обязана. Однажды она уже чуть не потеряла мать…
— Тебе следовало сказать мне, что животных нельзя было перевозить на тот участок, — упрекнула ее Кэтрин.
— Я знаю. Прости меня, Кэт. — Одри тяжело вздохнула и беспомощно улыбнулась.
— Мне очень жаль твоих родителей.
— Спасибо.
— Как они себя чувствуют?
— Сейчас лучше.
— Знаешь, я бы боролась за него. Если бы ты вернулась и сказала, что Пол тебе нужен, я бы стала бороться.
Если уж Кэтрин, мягкая, безотказная Кэтрин, стала бы бороться за Пола, то что, скажите на милость, мешает Одри бороться за Витторио? Только нужно делать это с головой на плечах, не поддаваясь вспышкам ребяческого гнева. В самом деле,
— Что? — Голос Кэтрин вывел Одри из задумчивости.
— Я спросила, не хочешь ли ты взглянуть на животных перед отъездом.
— О да, конечно!
Грустно усмехнувшись, поскольку ей уже не терпелось уехать, Одри прошла к клеткам, стоявшим вдоль стены хирургического кабинета. Все звери выглядели здоровыми и довольными, кроме одного лисенка.
— Похоже, он не жилец, — печально сказала Одри.
— Да. Будет милосерднее усыпить его.
— Да.
Глядя на облезлое маленькое животное глазами, полными тоски и боли, Одри закусила губу и кивнула. Ее здесь не желали, считали лишней, а она хотела быть нужной и нуждалась в любви. В любви Витторио.
— Мой фургон все еще стоит возле сарая?
— Да. Мы не знали, куда его перевезти.
— Ничего страшного. Пожалуй, я зайду туда, заберу свои вещи, а перед отъездом отдам вам ключи. Если вы с Полом продадите фургон…
— Да, конечно. Я тебя ужасно люблю, Одри, — вдруг выпалила Кэтрин. — Но…
— Знаю. — Она действительно знала это. Одри порывисто обняла подругу, пожелала ей счастья, поблагодарила за все, что та для нее сделала, и заторопилась прочь.
— Одри… — окликнула Кэтрин. — Ты будешь звонить? Мне бы хотелось знать, как сложатся твои дела. Я не собиралась… Я просто…
— Я понимаю. Надеюсь, у вас с Полом все будет хорошо.
— Обязательно.
— Да. Я тоже так думаю.
— Может быть, отвезти тебя к фургону?
— Нет, тут недалеко. Прогулка пойдет мне на пользу.
Как странно, думала Одри по дороге, она прожила здесь большую часть жизни, но сейчас все казалось ей незнакомым и чужим. И сама она была здесь чужой. Прошлое, которому больше не стать настоящим. Она никогда раньше не замечала, как зелена Англия, это казалось само собой разумеющимся…
Прошел день, другой, третий, миновала неделя, Одри все больше и больше тосковала по Италии, тосковала по теплу, смеху, экспансивным жестам и энергичности итальянцев. Оказывается, сама того не сознавая, она сильно изменилась. Стала другим человеком.
Но больше всего она тосковала по Витторио — по его запаху, теплу тела, вкусу губ. По его крепким объятиям. Так почему же она медлит? Боится возвращаться? Боится последствий? Нет, это никуда не годится. Собирайся, Одри, сказала она себе.
А когда вещи были собраны и уложены, Одри обвела взглядом то, что так долго было ее домом, и горько усмехнулась. Все ее добро уместилось в двух чемоданах.
Она заперла фургон, донесла чемоданы до лечебницы, отдала Кэтрин ключи и записку с номером счета в банке, на который следовало перевести деньги от продажи фургона, вызвала по телефону такси, поцеловала Кэтрин на прощание и пожелала ей всего хорошего.