Поцелуй, чтобы вспомнить
Шрифт:
Пока ее нога была зажата его весом, его рука стала проделывать с ней разные дьявольские вещи, лаская, массируя и поглаживая, пока ее не затопило ослепляющее желание.
Большую часть жизни Стерлинг провел, получая удовольствие и не давая ничего взамен. Хоть он, конечно, и заработал репутацию искусного любовника, он всегда точно отмерял каждый поцелуй и был соразмерно нежен в зависимости от того, что мог получить за свои старания. Но с Лаурой ему было достаточно лежать рядом с ней в темноте и смотреть, как по тонким чертам ее лица проходят вспышки экстаза, распалять поцелуями кремовую кожу ее
— Пожалуйста, — выдохнула она прерывающимся шепотом, даже не зная точно, о чем именно просит. — О, пожалуйста …
Но Стерлинг знал. И единственное, чего хотел, это выполнить ее просьбу.
Он потянулся вниз, желая освободиться от брюк, ставших убивающе тесными. Никогда раньше у него не было причин жалеть о размере собственного тела, но когда он скользнул между стройных бедер Лауры, то испытал момент настоящего беспокойства.
Приподнявшись на локтях, он обхватил ладонями ее лицо.
— Будет больно, — хрипловато произнес он, — но клянусь, я делаю это не для того, чтобы тебя наказать. И если ты этому не веришь, я остановлюсь прямо сейчас.
Она с минуту обдумывала его слова.
— Это будет больнее для тебя, чем для меня?
Он издал беспомощный смешок.
— Боюсь, что нет. Но обещаю, я сделаю все, что смогу, чтобы тебе было как можно легче.
Она медленно кивнула и облизнула пересохшие губы.
Лаура поверила его словам, но все равно для нее стало шоком, когда он погрузился в богатый нектар, вызванный в ее теле его искусными прикосновениями. Он был горячим, гладким и очень твердым, идеально дополняя ее податливую мягкость. Он скользил вверх и вниз между сбрызнутыми росой лепестками, и очень скоро она начала стонать и извиваться под его телом, балансируя на грани безумия.
Чтобы столкнуть ее с этой грани, потребовалась совсем малость. Лаура схватилась за Стерлинга, беспомощно кувыркаясь на дрожащей волне экстаза. Волны меньшего размера все еще прокатывались в глубине ее матки, когда он снова качнул бедрами, на этот раз глубоко войдя внутрь нее.
Лаура вцепилась ногтями в его гладкую спину, сдерживая крик.
— Мы только на полпути домой, дорогая. Прими меня, — попросил он, целуя дорожки слез на ее щеке. — Прими меня всего целиком.
Несмотря на боль, Лаура не могла сопротивляться такой ласковой просьбе. Обхватив ногами его талию, она спрятала лицо у него на шее и, выгнувшись, прижалась к нему. Стерлинг усиливал давление, пока каждый пульсирующий дюйм не оказался в глубине ее тела.
Память снова подвела Стерлинга. Сколько бы он ни старался, но так и не смог вспомнить лица ни одной женщины, с которой он когда-либо занимался любовью. Была только Лаура — под ним и с ним, омывающая его волнами своего нежного юного тела.
Он начал двигаться взад и вперед, медленными, глубокими, волнообразными толчками, словно собирался посвятить этому священному акту всю ночь. Он брал ее раз за разом, пока не перестал осознавать, что когда-то они не были единым целым, пока волны сладострастной дрожи не начали пронизывать ее с головы до пят, пока она не вжалась пятками ему в спину и не простонала "О, Никки" ему прямо в ухо.
Стерлинг остановился, наполовину войдя в нее. Глаза Лауры
Он посмотрел на нее сверху вниз, его сильное тело подрагивало от сдерживаемого напряжения.
— Я бы очень попросил никогда так меня не называть.
Она посмотрела на него, ее дыхание было частым и прерывистым.
— А как, ты считаешь, я должна тебя называть? Ваша светлость?
На какое-то мгновение Стерлинг испугался, что может улыбнуться.
— При данных обстоятельствах, думаю, "мой лорд" будет вполне достаточно.
Он с силой прижался к ее губам, пресекая все возможные возражения с ее стороны. Его бедра снова пришли в движение, устанавливая такой яростный ритм, что, казалось, он предназначен для того, чтобы они оба забыли свои имена.
Было уже слишком поздно, когда Лаура поняла, что была неправа. Она действительно могла закричать. И если бы Стерлинг не перехватил ее крик, прижавшись губами к ее рту, она мог бы разбудить не только весь дом, но и всю деревню. У нее вырвался гортанный стон, все тело напряглось и стало таким же твердым, что и та часть Стерлинга, что находилась внутри ее тела.
Все еще вздрагивая от стихающих волн дрожи, Лаура вцепилась в него, ее прерывистое дыхание превратилось во всхлипы.
— О, мой… — И с ее губ полились слова, которые она не успела остановить и которые эхом отдавались в ее сердце. — Мне так жаль! Я не должна была хитрить с тобой. Я должна была рассказать тебе правду с самого начала. Но я не просто хотела получить тебя. Я любила…
Он прижал пальцы к ее губам и покачал головой.
— Ни слова лжи, Лаура. Не здесь. Не сейчас.
Она хотела запротестовать, но что-то в его лице остановило ее. И вместо слов она погрузила руки в его волосы и притянула его губы обратно к своим, напоминая себе, что у нее будет достаточно времени, чтобы убедить его.
У них будет целая жизнь.
Резкий стук в дверь спальни Лауры следующим утром пробудил ее от глубокого сна. Она высунула голову из-под одеяла, изо всех сил пытаясь вспомнить, как получилось, что ее голова оказалась в изножье кровати, а ноги на подушке.
Когда же она, в конце концов, вспомнила, ей пришлось снова спрятаться под одеялом, чтобы приглушить озорное хихиканье. Если бы не слегка ноющее местечко между ногами и мускусный запах, пропитавший простыни, она могла бы подумать, что эта ночь была буйным эротическим сном, порожденным измученным воображением дочери приходского священника, пребывающей в одиночестве.
Стук повторился, и в нем уже явно чувствовалось нетерпение. Сердце Лауры сильно забилось от смешанного чувства ожидания и застенчивости. Должно быть, это Стерлинг с подносом, уставленным всевозможными вкусностями Куки, которые та приготовила на завтрак. В животе у нее громко заурчало, напоминая, что накануне она пропустила не только ужин, но и обед.
Лаура уселась на постели повыше, покрасивей прикрыла грудь и крикнула:
— Войдите!
Но в комнату ворвался не Стерлинг, а его кузина. Леди Диана Харлоу остановилась у изножья кровати, встала, задрав свой аристократический нос, и посмотрела на Лауру так, словно та была каким-то противным клопом, который заслуживал звучного прихлопывания.