Поцелуй Фемиды
Шрифт:
Вид у пожилой контролерши был какой-то смущенный. Саша уже дважды заставал дни ее дежурства, и по взглядам, которые дама кидала на него, мог предположить, что новый подопечный ей скорее симпатичен, нежели наоборот. Любопытный феномен: часть работников тюрьмы ненавидели Белова только за то, что он был богат, вторая часть — горячо любила именно по той же самой причине. Впрочем, эта женщина, как и другие ее коллеги без крайней необходимости рта не раскрывала: видимо получила соответствующий инструктаж.
— Вас переводят в другую камеру, — сказала контролер. — На время ремонта…
Белову показалось, что женщина хочет что-то добавить к сказанному, но не
— Наденьте бушлат, — посоветовала она после того, как Саша сложил в рюкзак свои немногочисленные вещи. — Это через улицу, в девятом корпусе.
И снова Белову почудились в ее голосе какая- то недосказанность и даже тревога. С чего бы это? И вообще, странно: как быстро принято решение о начале ремонта. Ведь для того, чтобы списать деньга с его, Беловского счета, не говоря уже о покупке необходимых материалов, требуется какое-то время. А тут не успели поговорить, а ребята стартанули!
Возле одной из многочисленных промежуточных решетчатых дверей маячил хмурый мужик, также одетый в камуфляжную форму контролера. Видимо, представитель того самого девятого корпуса, явившийся сопровождать узника.
— Вы там, Александр Николаевич, это… — услышал Саша позади себя голос женщины, на-, конец-таки решившейся заговорить, — вы поаккуратнее…
Народное название следственного изолятора Воронье гнездо имело давнюю, еще дореволюционную традицию. А непосредственным толчком к рождению этого образа — послужило его географическое расположение — на высокой скале, над рекой, разделяющей на две части город Красносибирск. С другой стороны к тюрьме вплотную подступали жилые застройки и улица, прямая, как стрела, упирающаяся в здание следственного изолятора как в тупик, носила название, разумеется, улицы Свободы.
Здание Красносибирского следственного изолятора, сработанное на славу в конце теперь уже позапрошлого века, как и сотни других зданий подобного назначения по всей необъятной стране, было построено в форме креста. Такой вот крест или, реже, кольцо — два самых распространенных типа построек, способные обеспечить максимальный контроль за многочисленными, требующими постоянного пригляда обитателями.
Они шли по тюремному двору, аккуратно расчищенному от снега. Саша подумал, что у местных дворников, как пишут в умных книгах по бизнесу, самая высокая мотивация к труду. Ведь здесь на хозяйственных работах задействован отряд зэков, осужденных по «легким» статьям и прошедших самый тщательный отбор. Хотя, с другой стороны, текучесть кадров, присутствует и в этом заведении тоже. Слава богу, что присутствует.
Они миновали здание хозяйственного блока. Зэки из числа обслуги, перекуривающие на крылечке, вероятно, узнали Белова. Не решаясь приветствовать его вслух, парни заулыбались и выбросили руки в приветственных жестах, означавших «победу», «держись!» и «все будет пучком!»
Девятый корпус, куда вел в настоящий момент Белова угрюмый контролер, старательно прикидывающийся глухим, к кресту непосредственного отношения не имел. Это было отдельно стоящее трехэтажное здание, вплотную примыкающее к забору. Раньше эта постройка выполняла, скорее всего, какую-то другую хозяйственную функцию, возможно, функцию тюремной больницы. И только в связи с проблемой перенаселённости изолятора, вставшей в полный рост в конце девяностых, была переоборудована в режимный корпус.
Контролер, его сопровождавший, выглядел глубоким стариком. Хотя Саша и понимал, что совсем уж стариком тот быть просто не может: от силы пятьдесят лет, даже с учетом многочисленных рапортов о продлении срока службы.
Интересно,
Миновав, как водится, сумасшедшее число промежуточных дверей, Белов и сопровождающий его работник изолятора вошли в мрачный, депрессивного цвета коридор, единственным украшением которого был пугающий плакат «Туберкулез — излечим!» По обеим сторонам стен через равные промежутки висели намертво приваренные куски металлических труб с прорезями. Из своего небольшого тюремного опыта, Саша знал, что эти конструкции называются «ключеуловителями» и созданы на случай бунта либо побега. Сотрудник учреждения, захваченный злоумышленниками, должен непременно дотянуться до ближайшей такой вот сварной капсулы и бросить ключи туда, откуда их дослать попросту невозможно.
Неожиданно Саша увидел справа ох себя красивую дверь «молельной комнаты». Да ведь именно в этом, девятом, отдельно стоящем корпусе, они и были с капитаном Балко, когда совершали экскурсию по изолятору. Чуть позже он узнал, что часовня была не случайно оборудована именно в том блоке, где содержались наиболее «серьезные» подследственные, которым светили большие сроки.
Конвоир остановился напротив двери с номером 345, отпер ее ключом и так же, не проронив ни звука, закрыл ее вслед за вошедшим внутрь Беловым.
На приветствие вновь прибывшего никто из обитателей камеры не ответил. С трудом привыкая к тусклому освещению, которое обеспечивала, как умела, затянутая под потолком металлической сеткой лампочка, Саша огляделся. Камера была небольшая, рассчитанная на четырех человек. По обеим сторонам от прохода располагались шконки в два яруса. Примета новых веяний — двухкассетный магнитофон — наполнял замкнутое пространство совершенно не соответствующей обстановке песенкой: «Ах, вот какая ты! А я дарил цветы…»
Верхний ярус был полностью обитаем. В тусклом свете лампочки виднелись шишковатые бритые головы, а чтобы почувствовать исходящую справа и слева вонь от несвежих носков, освещение и вовсе не было нужно. Из нижних коек занята была только одна — с нее на вошедшего пристально и с явной антипатией поглядывал худощавый блондин. Вторая из нижних коек была свободна, если не считать доски с самодельными нардами, в которые в данный момент никто не играл.
Саша аккуратно сложил доску и за неимением другого подходящего для нее места положил на пол. После этого начал невозмутимо стелить принесенное с собою белье.
— Положь на место! — соизволил наконец начать разговор худощавый сосед.
Сверху, как по команде, свесились две любопытные башки. Лица были молодыми, то есть совсем молодыми: одно — широкая и мясистая рожа здоровяка, другое, наоборот, цветом напоминало серое тюремное одеяло. Да и худощавый блондин, судя по всему, был немногим старше двадцати. А старше он казался, как чуть позже понял Белов, по причине отсутствия нескольких зубов.
«Бот спасибо тебе, дорогой капитан Балко. Отселил в маневровый фонд к малолеткам!» Малолетки, разумеется, были вполне совершеннолетними, в противном случае их вовсе не было бы Вороньем гнезде». Однако же так именовали в тюрьме свежую поросль, имеющую за плечами сроки отсидки в колониях для малолетних преступников. Саша знал, что коренное население тюрьмы не любит молодняк за безбашенность, за позорную склонность сотрудничать с тюремной администрацией, за несоблюдение необходимых ритуалов и вообще полное пренебрежение к неписаным тюремным законам.