Поцелуй кобры. По следу Кроноса

Шмелёв Николай Владимирович

— Всё ясно — они где-то страйкболистов, мягко говоря, напугали, — понял Комбат. — Кина сегодня не будет. Мне уже, не нравится сценарий.

— Обычный сценарий, — не согласился Крон. — Вполне соответствующий стилю Дикого запада, времён его покорения. Меньше слов и больше дела. Сейчас и у нас складывается концепция упрощения взглядов на жизнь. Кому нужен Достоевский, с его утончённой психологией? Правильно — только отдельным гражданам. А сколько остаётся не охваченных культурой? Ну, не понимают они его и не хотят понимать. Миллионы требуют порно, в любом виде и замочную скважину, через которую, это порно, и рассматривается.

Сейчас, в некоторых издательствах, идут навстречу потребностям современного поколения: приветствуется написание литературных трудов простым языком, доступным каждому. Например: «В результате этого конфликта белочка получила по хрюкальнику».

— Почему белочка? — не понял Комбат.

— Потому что свинью не нашли! Сбежала… Редактор плакал, а детский отдел стонал, перечитывая нетленные перлы.

— Наверное от сострадания…

— Неважно — народ хавает! — со знанием дела, заявил Крон. — Знаток знатока поймет. Важно разговаривать на языке друг друга.

— Пошли отсюда скорее! — предложил Пифагор. — Я дома, фильму посмотрю.

Товарищи быстро ретировались с поля боя, оставив мордующие, друг друга, стороны предаваться развлечениям, на которых у них хватает фантазии. Свернув на тропу, ведущую к заветному погребку Спелеолога, они миновали речной порт и оставив позади знакомое кафе, пришли к развилке, на которой их дорога, с проводниками, расходилась. Погода стояла хорошая и прощальное застолье устроили прямо на поляне. Судя по разбросанным бутылкам и стрелянным гильзам, на этом перекрёстке разошлись пути, не только у них одних. Шахматная доска, лежавшая по центру, по всей видимости, служила надёжным столом, с которого не скатывалась посуда. Чёрно-белые клетки напоминали матросскую тельняшку, где чёрно-белые полосы символизировали две жизненные ипостаси: хорошо — плохо. Грязное пятно на пузе говорило о полной беспросветности, пусть и временной, а нестираное бельё намекало на пеньковый галстук, болтающийся на рее.

Распрощавшись с проводниками, которые ушли в сторону своего лежбища, компаньоны взяли курс на пещеры. Не прошли они и ста метров, как дорогу перегородил очередной, фонящий радиацией, автобус. Ржавый, как и все его предшественники, он вызвал приступ ярости у каждого, из компании. Ржавчина, уже в принципе надоела, но её наличие на заражённом автобусе, не вписывалось ни в какие рамки. Определив, по искажённым злобой физиономиям своих товарищей их настроение, Крон вежливо сказал:

— Что-то вы, за последнее время, какие-то нервные стали.

— Ты спокоен, — мрачно ответил Дед. — Тебе в общем — то, неплохо, когда подруга под боком. Спешить никуда не надо, а нам что — возвращаться в бар «Светлячок»?

— Зачем? — не понял Сутулый.

— За выпивкой? — вторил ему Кащей. — Так мы затарились, аж нести невмоготу.

— К манекенам! — злобно ответил Дед, сверкнув разъярёнными глазами. — Они по вам уже соскучились.

Пытаясь говорить, как можно мягче, к нему обратился Пифагор:

— Слушай, Дедуня, если они тебя обрили, это ещё не повод срывать злость на других.

Дед машинально схватился за голый подбородок, чуть подёрнутый свежей щетиной и задумался над сказанным, теперь уже сверля взглядом Пифагора. Остальные смеялись, потеряв контроль над происходящим и больше не разбирая: где правда, а где вымысел. Доцент, соображая, как бы подвинуть зловредный автобус без последствий для здоровья, неожиданно предложил:

— А

что, если связать три гранаты вместе и, как в Великую Отечественную, подорвать вражескую технику?

Бульдозер, оценив последствия разрушения, а также, просчитав возможную траекторию разлетающихся осколков, возразил:

— Бегать мне трудновато! Кто знает, куда полетят обломки фонящего железа? А если в обшивке скопились альфа-частицы? Нам раздеваться придётся, избавляясь от заражённой одежды, а бегать осенью с голым задом, что-то не улыбается. Людям, наступившим в эти самые частицы сапогами, приходилось срезать подошвы сапожным ножом.

— Зачем? — удивился Почтальон.

— Голенищ хромовых жалко.

Бармалей, ткнув Крона в плечо, предложил:

— Надо попросить Наину подвинуть автобус.

— Попробуй, а то мне, как-то неловко.

— Слезу пустить?

— Можно, — великодушно разрешил Крон, оценивая щуплую фигуру подруги. — Главное, чтобы она не померла, от натуги, и можно дырявить дырки в кителях, под ордена и медали.

— Чем? — смеясь спросил Пифагор. — Твоей «Гюрзой»?

— С ума сошёл? Ты что думаешь — тебе знак отличия с двух сторон крепить будут?

Наина подозрительно прищурилась и пристально посмотрела на Пифагора, а Крон поспешил её успокоить:

— Да пистолет это, пистолет — дамского полу! Посмотри, какая красавица: со ста метров пробивает тридцать полотен Кевлара и двух с половиной миллиметровый лист титана. Понятно, что в упор, насквозь прошивает грузовик. Патрон, от стандарта, отличается всего на три миллиметра порохового заряда, но отдача, даже у меня, чуть плечо не выворачивает. Боли большого пальца правой руки приобретают хронические формы. Никакие пружинные компенсаторы не помогают…

Сложившаяся ситуация показалась безвыходной и пришлось возвращаться за проводниками. Те нисколько не удивились, сказав, что так происходит, почти постоянно. Живя по принципу «всё своё ношу с собой», Сусанин с Макинтошем, уже через пять минут были готовы к выходу. Карту они носили в голове, так что обходились без планшета и компаса. Крутанув бутылку вокруг своей оси, Иван дождался, когда она остановится и следуя показаниям горлышка, указал рукой направление:

— Нам туда — на железнодорожную станцию. Город обойдём по периметру.

Кто не смог оценить шутку, напряглись, недоуменно поглядывая на аномального проводника, а Доцент вспомнил старый стишок, где Иван заблудился:

— Ваня! Сусанин! Ты здесь же родился… Идите все…

Договорить ему не дали, внемля призыву выступать в поход, так как время шло к вечеру. Тени от окружающих предметов постепенно удлинялись, принимая причудливые формы, скомканные в фантасмагорические нагромождения. Алый закат неумолимо багровел, принимая зловещий окрас. Последний луч заходящего светила померк, блеснув на прощание яркой вспышкой, и темнота окутала окрестности.

Бредя засыпающими улицами мёртвого города, погрузившегося во мрак ночи, сталкеры вышли к зданию милиции. Четырёхэтажное серое строение, некогда значилось, как Управление Внутренних Дел данного района, а теперь пребывало в состоянии заброшенности, собственно, как и всё, что здесь находится. Обстановка выглядела обычной, но что-то было не так. Товарищи долго пытались понять, что именно их так встревожило, растерянно крутя головами по сторонам, пока Доцент не показал на придорожный столб:

— Фонарь горит.