Поцелуй королевы
Шрифт:
Юрий Константинович замолчал. Подошел к столу, налил в кружку из чайника воды.
— Наконец-то, — с подковыркой, после паузы, отозвался Михаил. — Добрались до поворота. А я думал — уже финиш.
— Сразу видно, Миша, что ты не ученый человек, — София посмотрела с неодобрением. — Детали и обстоятельства играют важную роль в изучении процесса или явления. Они создают полную картину. Я правильно размысливаю, Юрий Константинович?
— Правильно, София, — девушка нравилась старику все больше. — Не обращайте внимания на Мишку. Он всегда был торопыгой.
— Торопыга, от слова "торопиться". Поясняю специально
— Подожди чуток. Сейчас зайдем. Я уже заканчиваю… Вот что дальше случилось. Дело происходило в пятницу. Вернулся я на работу. Папки с рукописью положил в сейф. А машинописный текст захватил с собой. Думаю, прочитаю за выходные на даче. Не терпелось мне от этого камня на душе избавиться. Или от горы с плеч. Не знаю, как лучше выразиться. В общем, беспокоила меня эта история. И угнетала.
— Камень с души и гора с плеч? — София оставалась в своем репертуаре. — Это посло-вИ-цы?
— Нет, София, это не пословицы. Это фразеологизмы, устойчивые выражения. Так вот, машинописный текст я отвез на дачу и здесь, — Юрий Константинович махнул рукой, — прочитал за выходные. Ничего криминального, антисоветского в этом тексте не содержалось. Утверждаю со всей ответственностью. Он на самом деле походил на фантастический роман. С одной стороны я обрадовался — не хотелось мне, чтобы Сизоненко продолжал по нашему ведомству числиться. С другой стороны — отпечатано было не все. Для полной очистки совести мне предстояло просмотреть, хотя бы выборочно, рукопись. Особого желания к этому занятию я не испытывал. Думаю: позвоню в понедельник Василию Ивановичу. Он весь текст читал. Поговорю с ним откровенно — если что подозрительное в рукописи есть, пусть признается, чтобы я зря время не тратил…
Приезжаю в понедельник на работу, звоню в больницу. Трубку берет медсестра. "Не могу я вам позвать Василия Ивановича, — говорит. — Убили его". Вот так.
София приоткрыла рот. Михаил наклонил голову и застыл. Рассеянное выражение сползло с лица молодого человека, сменившись озадаченным недоумением. Такого "поворота" он явно не ожидал. Юрий Константинович усмехнулся про себя: "Ах, молодежь! Дети фаст-культуры. Без трупов, погонь и стрелялок для них кино не кино, история не история. Ладно, будет вам еще все по полной программе". И продолжил:
— Подробностей медсестра мне сообщать не стала. Мол, милиция запретила. Я тут же связываюсь с начальником райотдела. Выясняю детали. А они следующие. В субботу утром в палате обнаружили труп Сизоненко. Виталий был задушен… Далее медсестра позвонила домой Василию Ивановичу, ну, чтобы начальство в известность поставить. А жена говорит, что он дома не ночевал. Но с вечера предупредил о том, что на работе задержится. Уже ночью жена ему пыталась в кабинет дозвониться, но трубку никто не брал. Супруга решила, что он пьяный уснул. С нашим психиатром такое, оказывается, случалось: любил он медицинского спиртику, дармового, за воротник заложить. В смысле — тяпнуть… Ну, выпить, выпить. Особенно на выходные, когда руководство не беспокоит. И засыпал иногда после этого на диванчике в своем кабинете, да.
Переговорив с женой, медсестра пошла
Чего еще там было такого значимого? Да, в тот же день, в субботу, то есть, но вечером, убили во дворе собственного домика секретаря-машинистку этой больницы. Ту самую, которая Василию Ивановичу рукопись перепечатывала.
Итого, меньше чем за сутки, три убийства в небольшом поселке.
Как только я это от милиции узнал, сразу смекнул, что каша крутая заваривается. Очень походило на грубую и поспешную зачистку свидетелей. Я тут же к генералу Чупракину, доложил все. Тот, замечу, опешил. Аж посерел. Говорит мне: "Иди к себе в кабинет и жди, пока позову. А мне тут… посоветоваться надо срочно".
Минут через двадцать вызывает меня обратно: "Где рукопись?" — "У меня в сейфе". — "Читал?" — и глазами сверлит.
А я уже понял, конечно, что вся эта жуткая история закручена вокруг Сизоненко и какой-то информации, которой, он, возможно, владел. И, возможно, что-то успел изложить в своей рукописи. Все подобные соображения у меня в голове с утра уже провернулись. И пришел я к выводу, что в этой истории лучше других будет тому, кто будет меньше всех знать. Или делать вид, что меньше всех знает. "Виноват, товарищ генерал, — отвечаю. — Не успел. В пятницу уже поздно было, а в выходные на дачу ездил, шашлыки, банька… Не сообразил, что так срочно. Сейчас же прочитаю". — "Не надо! — говорит Чупракин и вроде как даже с испугом. — Не читал, и не надо. Запакуй в пакет, поставь в "секретке" печать и ко мне. А потом езжай в больницу, собери всю оперативную информацию, какую сможешь, и к утру подготовь мне подробный отчет".
Вот так и получилось, что рукопись я отдал и даже заглядывать туда не стал, от греха подальше. А вот машинописный текст остался у меня. Не из любопытства я его оставил. И не из каких-то высоких побуждений. Не хочу врать. Из страха я ничего не стал о нем Чупракину говорить. Испугался. Потому что понял, что прикоснулся к чему-то очень страшному и зловещему.
Юрий Константинович устало вздохнул и замолчал.
— А что дальше было? — спросила после паузы София.
— Потом расскажу. Поздно уже, прав Миша. Кроме того, думаю, что лучше вам сначала прочитать текст Сизоненко. Самое время.
— Но вы же сказали, что ничего особенного там не нашли.
— Это мне тогда так показалось. Потому что я тогда очень мало знал. Вы сейчас знаете гораздо больше, и есть с чем сопоставить. Прочтете — и вам многое станет ясно. И мы сможем поговорить об остальном. А сейчас — читайте. Гарантирую — более подходящего чтива на ночь не придумаешь.
— Чтобы крепко уснуть? — пошутил Михаил.
— Чтобы не заснуть до утра, — без тени улыбки ответил отставной полковник КГБ.
— А я и так не засну, — заметила София. — Наверное. Выспалась. И очень любопытно.