Поцелуй мамонта
Шрифт:
Фигуры совершенно не кичатся натуральностью извлечённого резцом отображения. Они плюют на чудаковатый принцип подбора хороших друзей.
Соседствуют меж собой они так же спокойно и гармонично, как порой возлежат припрятанными для пользы дела и в ожидании волнительных сюрпризов противопехотные мины пограничной полосы.
И это ещё не всё: если приглядеться, то кое– кто из зверушек и чудоюд заняты ужасным делом: они беззастенчиво занимаются любовью. При этом заняты продвижением вовсе даже не своего рода.
Они сливаются телами с тварями иных
Проём увенчан надтреснутым фронтоном корытного дерева, явно позаимствованным из интерьера Схимника Заболотного. В центре фронтона – карикатурный слоник с парусообразными ушами, опущенными безветрием, и с задранным кверху подобием хобота. А по сторонам его – инициал из двух необъяснимых для чужеземных неучей букв. Игриво заоваленная древнерусская «Ш» со стручками гороха на поворотах линий вплетена в квадратно–китайскую «Ф», будто бы выполненную из разможжённых в концах битьевых палок.
– Как водяной кистью по тротуару написано, – утверждает дед Федот, – живо и художественно в высшей степени. Талантлив наш землячок Селифан. Настоящая готическая резьба! Ему бы ещё дворовые ворота по–гречески порезать и ставни по–мавритански! Некогда ему пока: готовит выставки в Лондоне, Токио и одну для аборигенов… кхе! …Гонолулу, – и улыбается.
Все, особенно Михейша, безоговорочно верят деду.
– Деда объездил весь мир, – утверждает Михейша без всякого на то основания и без засыпания неверующих Фом фотографическими фактами. Три «Ф»!
Запомним всё это.
…Инициал дверного фронтона придерживают бурундуковатого узора жирные коты с тонкими как стебли, завёрнутыми в спираль, хвостищами. На задних шлейфах их выросли крапивные листья с увеличенными будто линзой мелкоскопа колющими устройствами.
Хобот уже упомянутого слоника, сказочного по–восточному, длинноногого по–страусиному: какой ужас! Форменное безобразие и насмешка над опытом божественного сотворения мира. Селифан тут разошёлся вовсю!
А с другой стороны, – это апофеоз больного, бредового экспериментаторства по спариванию человечества с животным миром: оно даже не напоминает, а откровенно являет собой Нечто и Непотребное в паранормальном единстве.
Нечто Непотребное закрутилось в тяжёлую спираль с шаром на конце, воинственно напряглось, готовое распрямиться и пробить своим оголовком любую крепость – хоть животного, хоть искусственного происхождения. Это комический слепок с того, что особи мужского пола человеческого племени достают только в случае крайней необходимости. Вариантов тут немного: с его помощью получают искреннее удовольствие от незаконного соития; благодаря ему законно продлевают род; и – простите, мадемуазели – без него не справить малой нужды.
Как такое можно допустить в доме, где гурьбой бегают малые дети и где женщины являют собой пример целомудренной морали и торжества моногамии? Где исповедуют,
Скульптурная дерзость парадных, общественных дверей в домашнем дворце науки и литературы необъяснима и крайне непедагогична!
Добавим красок в описание: кабинет этот – сказочная обитель, не меньше. А ещё она – загадка, колыбель знаний, филиал звериной Камасутры и кунсткамера удивительного, нереального мира, способного взбудоражить и напугать любой податливый ум. Да и весь остальной дом необыкновенен, как прибежище исключительной странности умников.
Все отпрыски старшей пары Полиевктовых потому – чокнутые с малолетства. Здравы ли нижние ветки родословного древа?
– Умом?
– У деревьев ума не бывает.
– Уверены???
Короче, это история рассудит сама. А мы будем только оперировать…
– Ой! Больно нам от одного только вида шприца со скаль…
– Фактами, граждане!
ПЕТУХ ПОД СТОЛОМ И ЦАРЕВНА СОФЬЯ
1
1909 год. Конец мая.
Дед Макарей сегодня гость. Гость кукарекает под столом. Над ним потешается вся развесёлая Полиевктовская семейка.
Царевна Софья с князем Голицыным перевернулись в гробах.
В чём дело? Какая связь?
Всё с виду просто, но не так уж легко практически.
С тайнописно – любовной записочкой царевны Софьи через триста лет случился провальный огрех. Князь Голицын с возвышенной любовницей благодаря юному сыщику ещё раз предстали перед общественностью в не самом выгодном свете.
Позволение на расшифровку выдал уже упомянутый Михейшин двоюродный дед – Макар Иванович Полиевктов. Среди всех Полиевктовых он – просто Макарей. Родом и по долгу службы – из далёкой Тюмени. В Тюмени хватает своих чудаков. Макарей – один из них…
Нет, он самый главный чудак всего Тюменского края, если, правда, не считать тобольского Тритыщенки (прадеда господина–художника Евжени Тритыщенко), который обивает пороги губерний, утверждая, что каждый уважающий себя город должен иметь хотя бы одну конную статую. Каждый губернатор считал за честь выпроводить Тритыщенку из кабинета на вежливых пинках, и удовлетворённо прощался, радостно помахивая одной ручкой в окно Тритыщенке, а другой стирая лапшу с ушей.
Где ж ему бедному набрать столько бронзы на лошадь?
А где взять народного героя–всадника? На коня уйдёт больше бронзы, чем на героя. А сам губернатор тобольский пока не герой, и на войну неохота, а на другого героя кроме себя денег совсем нет… Нет, нет и нет! Своим не хватает. И не будет хватать. Война с Америкой на носу. У чинца ширится глазной разрез на нашу землю. Мост надо строить через Тобол–Вонь–реку. А войны и мосты всегда в авангарде сметы. А к концу стройки мосты будто законно удлиняются в три раза. И арьергард и всю колонну тоже надо чем–то кормить. Такие–вот бухгалтерские дела в тмутараканских тюмениях.