Поцелуй небес
Шрифт:
Вот уж точно: новый, 1986 не зря обещал стать необычным. Впечатлений от танца с Костей Виктории хватило на все новогодние праздники. Она порхала и щебетала, она стала покладистой, отзывчивой, защищая Макса. У брата то синяк под глазом, то нос разбит, то родителей вызывают в школу. А Виктория тут как тут – заступница и покровительница. Однажды она помогла Максу отстоять право на щенка, подобранного на улице. Грязный блохастый дворняга был тайно вымыт в ванне и представлен старшим как претендент на проживание в доме.
– Пусть Макс Джека немного подрессирует, а потом мы его в цирк отдадим, – предложила Виктория, которой так хотелось, что бы все вокруг были счастливы. Ведь
– Котлеты разогревать? Вика молчала. Катя села напротив и, подперев руками щеки, грустно уставилась на Вику. Та подняла глаза, пристально посмотрела на мачеху и спросила:
– Ты в Костю влюбилась?
– Проницательна не по годам, голубушка! – Катя отошла к окну. – Не влюбилась, а так… глаз положила.
– Как же папа?
– Леша – самый лучший человек на свете. Ему соперника нет. .. Тут другое дело. Флирт – понимаешь? Играешь, играешь и заигрываешься… Катя резко повернулась и зажгла в кухне свет. В дверях стоял Алексей.
– Я думал, дома никого нет. Сумерничаете?
– Мужчин обсуждаем. Но ты вне конкурса – самый-самый! – Катя обняла мужа и прижалась к нему, словно ища защиты.
– А мне надо кое-то вам рассказать. Только, чур, не паниковать, девочки. – Леша сел на табурет и призадумался. А как тут было не паниковать? Катя, выслушав мужа, начала лить слезы, Вика окаменела, со стыдом изгнав из сердца казавшуюся теперь водевильно нелепой любовную трагедию. Оказалось, что жизнерадостный силач и манежный герой опасно болен и последний год балансирует на грани смертельного недуга. Его давняя позвоночная травма обострилась. После предварительного обследования врачи настаивали на немедленной госпитализации для дополнительных анализов и, вероятнее всего
– операции. Все это изложил, сглаживая углы, Алексей и предложил следующий план:
– Дети отправятся на каникулы в Москву, Катя на гастроли. Евгения давно нас в новую квартиру приглашают. – Алексей виновато улыбнулся, зная, что приглашение
– Ну что носы повесили? – встряхнул Алексей Вику. – Поезжайте в столицу, повеселитесь. Вернетесь домой, а я уже тут ремонт сделаю, участок, что обещают выделить, перекопаю и огород засажу!
– Никаких гастролей! – отрезала Катя. – Болеть и копать огород будем вместе. щщщ … Когда в начале июня Макс и Вика уезжали в Москву, Алексей уже лежал в больнице, а Катя, забыв про сцену, стала и медсестрой, и сиделкой. Уезжать из опустевшего дома было необычайно грустно. Вика прощальным взглядом обласкала простенькие, раздражавшие ее поначалу цветастые занавески, пианино, полки с любимыми книгами.
– Дитя – ты сплошное очарование! – любовалась "засушенная маргаритка" новым платьем Вики из жоржетта послевоенного производства – в маках и васильках по черному полю. Она трудилась над сотнями оборочек целую ночь и успела-таки одеть девочку для визита в столицу достойны образом. Прощаясь, Августа дала Вике толстый конверт с американским адресом.
– Это Бенждамену. Мне кажется, из Москвы быстрее дойдет. Вика заметила, как Августина украдкой перекрестила их, уже спускающихся по лестнице. Она рванулась обратно и крепко обняла сухонькое старое тело, только теперь по-настоящему поняв, какое оно хрупкое.
– Задавишь "маргаритку"! – крикнул Максим, таская по лестнице сумки.
– Радости тебе, детка! – Августа улыбнулась. – А если слезы непременно алмазные.
Вика увидела мать сразу же. Она стояла в первых рядах толпы, выстроившейся двумя шеренгами у двери прилета с букетом ярких гвоздик и спортивным высоким мужчиной за спиной. Не понятно, почему девочка сразу же кинулась к этой женщине, весьма отдаленно напоминавшей прежнюю Евгению, но сквозь барьер новых духов и парфюмерную муть ее теплые объятия пахнули чем-то непередаваемо родным, милым, отчего нос тут же набух и засвербило в глазах. Постояли, хлюпая носами, тесно прижавшись среди задвигавшейся, заспешившей толпы. Женин сопровождающий, оказавшийся казенным шофером Владиком, подхватив Максима, умчался за багажом, стараясь, видимо, разрядить напряженность. Однако Макс, не ничуть не смутился встречей, крепко прихватил за шею Евгению, рассмеялся:
– Ты что-то маленькая стала, мам.
– Это ты вырос, дорогой. Я для тебя целую культурную программу составила. Будешь изучать Москву под руководством замечательного спортсмена Бориса Коренева. Он старше тебя всего на пять лет и уже мастер спорта. Наш сосед. Берет над тобой шефство, а то мне Вика для помощи в устройстве квартиры позарез нужна, – Евгения подмигнула дочери: – Поможешь? В машине (это оказалась самая, что ни на есть черная "Волга" с казенным шиком спецномера) Вика разглядела мать хорошенько.
– Я что, постарела? У тебя такие испуганные глаза! – Женя сняла очки.
– Можешь спокойно носить свои окуляры, они тебе очень идут, мама, одобрила Вика. – И прическа, и костюм – вообще, ты здорово выглядишь. Экстра-люкс! Только другая немного, как… теледикторша.
К сорока годам Евгения, наконец, нашла свой стиль, выигрышно оттенявший даже то, что прежде считалось недостатком. Сдержанная элегантность и экстерьер европейский, скорее всего англичанки с примесью ирландской крови, сочетались с легким французским шиком – насмешливым блеском, игривой простотой, что вместе могло быть определенно тремя словами: "порода, порода, и еще раз порода".