Поцелуй небес
Шрифт:
…Рождественское утро, 24 декабря. Часов в десять прорвалось солнце и запахло весной. В саду повеселели, распрыгались, расчирикались совершенно российские воробьи в интернациональном коллективе каких-то иноземных голубоватых пташек. Виктория проснулась чуть свет, от солнечных бликов на подушке и увидев, что их отбрасывает распахнутая балконная ставня, обращенная к Востоку. Вспомнилось одесское утро, пробежки с отцом, школу, весенние прогулки с Костей, чтение стихов над морской волной, его ямочка на подбородке… Вика зажмурила глаза и уткнулась в подушку – не хотелось ни разговаривать, ни любить, ни прощать… За дверью послышались торопливые шаги и мадам Лани заглянула в комнату:
–
– Мне?! – Вика нерешительно подняла трубку и услышала совсем близко голос, заставивший ее задохнуться от волнения.
– Викошка, это ты? Слава Аллаху! Наконец-то я до тебя добрался. Ты узнаешь меня? Это я… Максим…
– Макс… хороший мой, милый Максюша! Я вообще все вспомнила … я очень, очень скучаю… – она уже давилась слезами. В комнате появилась Августа настороженно прислушиваясь к разговору.
– Мне здесь хорошо. Обо мне заботятся. Со мной живет тетя Августа. Да, да, честное слово! Августина Фридриховна взяла из рук Виктории трубку:
– Здравствуй, дорогой! Я приехала в гости к Виктории. У тебя все хорошо? Почему ты не можешь навестить нас? Что?… А… вообще все хорошо, но есть отдельные трудности… – Августа покосилась на Викторию и скорчила предостерегающую гримасу.
– Да-да. Политические трудности. Вообще-то Президент Горбачев хорошо справляется… Ну ладно, целую тебя… Передаю трубку Вике. Виктории не верилось, что этот взрослый, солидный голос, отдающий куда-то в сторону распоряжения по-арабски – и есть Максим. О своей жизни он почти ничего не сказал – отделался общими фразами: "При встрече все расскажу. Можно считать, что дела идут благополучно." Но когда закричал на последок: "Я люблю тебя Викошка. Передай папе и маме…" – то Вике показалось, что мальчик глотает слезы. И все же, отдав телефон мадам Лани, она в душе поблагодарила Бога, даровавшего ей в свой день рождения этот чудесный подарок. Переполненная смутным ликованием, она выскочила на балкон в одной пижаме и протянула к повеселевшему от солнечной ряби, поголубевшему морю: "Спасибо, спасибо всему миру и всем-всем добрым силам Вселенной за этот день!" Вика не услышала как рядом оказался Браун и, обняв за плечи, увел в комнату:
– Это ложная весна. Еще очень холодно, всего восемь градусов тепла. А хотелось бы сугробов, чтобы на санках с горы кататься, а может быть, и на коньках… – он присел на кровать у ее ног.
– А разве вы катаетесь на коньках, Остин? – обрадовалась Вика. – Уже лет сорок не пробовал. А до того – очень любил. И знаешь, – неплохо получалось. Только у нас были коньки одной модели "гаги" – это такие длинные, беговые и, кажется, одного размера ботинки на всех, так что приходилось сверху туго прикручивать конек к ноге крепкими веревками… увлеченно вспоминал Остин, и словно невзначай поинтересовался: – Откуда звонил Максим? Он не заедет к нам на праздник?
– Нет, он ничего определенного не сказал… Только под боком бубнили все время какие-то арабы… Но я так рада, так рада…
– Я тоже очень рад, девочка. Пожалуй Фортуна собирается подарить нам улыбку… На самом деле Брауна беспокоили совсем другие соображения: Викторию выследили. А к телефону мальчика допустили для того, чтобы подать знак: "нам все известно. Вы под колпаком. Сидите и помалкивайте". После серьезных переговоров ИО с Хосейном по случаю убийства Ванды, эмир приговорил к смертной казни двух сотрудников внешней разведки и одного министра внутренних дел. А также дал личные заверения в том, что его страна намерена в будущем неукоснительно выполнять взятые на себя перед ИО обязательства. Полномочный Брауна, ведший переговоры, специально коснулся вопроса Виктории Козловской.
– Что касается меня и данной мне власти, – ответил Хосейн, перебирая четки, – могу заверить,
Прибывших гостей встречали в празднично убранном холле. Дювали внесли в дом предпраздничное оживление. Они все еще держали друг друга за руку, всякий раз, как оказывались рядом – эти "молодожены" Дювали, отпраздновавшие двадцатилетие своего брака. И как всегда не упускали случай "подколоть" друг друга.
– У нас такой семейный номер, – объяснила Сильвия. – Бим и Бом черный и белый клоуны. Белый – лирический, нежный – это, конечно, я, а черный – агрессивный, дерзкий, разумеется, мсье Дюваль.
– Знаю, знаю! Только на "белом клоуне" часто бывает рыжий парик… У нас в программе их так и звали Бим и Бом… -неожиданно вставила появившаяся в холле Вика.
– А это еще что за новая леди? Представь меня скорее, Остин галантно поцеловал руку Виктории Дани. – Прошу любить и жаловать: младший брат Алена Деллона!
– Правда? – засияла Виктория. – Вы очень похожи, только волосы светлее. А у нас в стране ваш брат очень популярен. На его фильмы весь город ломится!
– Виктория Козловская – гостья из России. Это правнучка Александра Зуева – друга и учителя Остина. И она не привыкла, чтобы взрослые дяди, даже если они "белые клоуны" так бесцеремонно разыгрывали девушек, – Алиса укоризненно посмотрела на Дани. – Господин Дюваль, Вика, не брат, а дублер Деллона. Он, действительно, подавал большие надежды, много снимался, но вынужден был возглавить семейное предприятие и оставил кино.
– Классный некролог получился, Алиса. Скажи еще о "своеобразном, искрометном таланте" и "памяти в наших сердцах". Дани подошел к Вике:
– Актер Дюваль умер, да здравствует Дюваль парфюмер! Я докажу тебе, русская крошка, что ничем не хуже вашего любимчика Деллона. После Рождества мы заедем в мой "бутик" и там я покажу тебе такие штучки… И подарю, конечно. – Дани хлопнул в ладоши: – Прошу всех присутствующих понюхать мадам Дюваль… Представительный эксперт – Алиса – вперед! Это наши новые духи "Караты".
– Может быть "Куранты" – это часы на московском Кремле? предположила Вика.
– Отлично! Ку-ран-ты. А что – пахнет бегущим временем?
– Нет… Алиса обняла Сильвию. – Пахнет остановившимся счастьем. И тут в теплеющий воздух сверкающей мишурными украшениями комнаты ступил черный человек ссутулившийся, затравленно поглядывающий из под полей фетровой шляпы. О был с саквояжем и напоминал вызванного на срочные роды акушера.
– Чрезвычайно кстати! Нам как раз понадобился доктор! Знаешь, Ехи, Сильвия всех отравила своими духами. Жуткая аллергия. Срочно необходим апперитив. – Дани помог другу снять пальто и слегка подтолкнул его в женский круг. Сердце Дани разрывалось от жалости: после того, как он видел Йохима на похоронах Ванды, тот резко изменился: постарел лет на 10, потускнел. А главное – равнодушная, холодная обреченность во взгляде. Было ясно, что этот человек никогда не сумеет улыбнуться. Его глаза обежали присутствующих (в холл как раз спустились встречать гостя обе пожилые дамы и Браун) с искоркой интереса и вновь погасли. "Искал Тони" – сообразила Алиса и взяла Йохима под руку.