Поцелуй победителя
Шрифт:
Кестрель остановила коня. Арин выпрямился, и с его рук закапала вода. Он подошел ближе, запустил пальцы в гриву Ланса и посмотрел Кестрель в глаза. Воспоминание захватило ее: любопытство, сомнение, будто она нарушала какой-то закон. И, несмотря ни на что, желание увидеть этого человека. Кестрель вспомнила другого Арина: с напряженными плечами, сжатыми губами, — который отказывался смотреть ей в глаза. Он напоминал дикого зверя, который вот-вот зарычит.
Сейчас все было иначе. Арин посмотрел на нее снизу вверх. В его глазах отразилась тревога.
— Что с тобой?
— Ничего.
Ланс
— Я тебя пугаю?
— Нет.
— Ты такая бледная. — Он коснулся ее руки. Кестрель заметила, что судорожно стискивает поводья, и разжала пальцы.
— Дело не в тебе, — сказала она. И, поскольку они договорились быть честными друг с другом, добавила: — Ну, не только в тебе. — Кестрель замолчала, не зная, как объяснить разницу между страхом, что заставил ее развернуть Ланса и погнать обратно во весь опор, и волнением, которое иголочками пробежало по коже, когда она взглянула на Арина. — В лесу Ланс сам выбрал тропу, но мне не хотелось по ней ехать. И я расстроилась.
Глаза Арина посветлели, стали почти прозрачными.
— Где это произошло?
— В лесу есть что-то опасное?
Он ухватился за седло и вскочил на коня, устроившись у Кестрель за спиной.
— Покажи мне.
Кестрель снова взяла поводья. Арин достал меч из ножен. В тундре у него был другой клинок. Она задумалась над этим, стараясь отвлечься от нарастающего страха. Кестрель задышала чаще. Пропитавшееся потом платье все так же неприятно липло к телу. Она напряженно вслушивалась в шорохи, издаваемые лесные обитатели, и в то же время остро ощущала присутствие Арина.
Но ни одна ветка не треснула. Враг не выскочил из тени деревьев. Кестрель почти жалела, что этого не произошло. Так она по крайней мере смогла бы объяснить внезапный ужас, который охватил ее в прошлый раз… и сейчас, когда они остановились у развилки. Ланс забил копытом. Арин убрал меч.
— Что здесь? — спросила Кестрель.
— Эта дорога ведет к твоему дому. — Арин помолчал. — Можем съездить.
— Нет.
— Там никого. Дом стоит пустой. И с тобой буду я.
— Я не хочу.
Арин забрал повод из ее застывших рук и повернул Ланса, который на этот раз упирался сильнее, и пустил его шагом. Сначала они молчали. Потом Кестрель услышала собственный тихий голос:
— Я чувствую себя глупо.
— Кестрель, в этом нет ничего такого.
— У меня нет причин бояться.
— Может, ты просто пока не знаешь, в чем причина.
Ланс, недовольный, что ему дважды помешали выбрать дорогу, фыркнул и мотнул головой.
— Шш, — успокоил коня Арин и принялся мурлыкать что-то себе под нос, но потом замолчал и спустя некоторое время произнес: — Даже если у тебя нет никакой особой причины, нет ничего глупого в страхе. Мне тоже бывает страшно.
Кестрель вспомнила, как спокойно он сжимал меч.
— Ты думал, что на дороге прячутся валорианцы. Но не испугался.
— Пожалуй, нет.
— Так чего же ты боишься?
— Пауков, — серьезно ответил Арин.
Кестрель легонько ткнула его локтем.
— Ай.
Она усмехнулась:
— Пауков, значит.
— И еще этих тварей с кучей ножек. — Он содрогнулся всем телом. — О боги.
Кестрель рассмеялась. Потом Арин
— Я испугался, когда пришел в конюшню и увидел, что в стойле Ланса пусто.
Вздрогнув, она оглянулась, но увидела лишь край его подбородка и тень на шее. Кестрель отвернулась и уставилась на дорогу.
— Это хуже паука? — спросила она шутливо.
— О, намного.
— Если бы я сбежала, далеко все равно бы не ушла.
— Опыт подсказывает мне, что недооценивать тебя опасно.
— Но ты не погнался за мной.
— Нет.
— Хотя тебе хотелось.
— Да.
— И что же тебя остановило?
— Страх, — ответил Арин. — Я боялся проявить к тебе недоверие. Я уже оседлал коня, готов был ехать… Но потом подумал, что если поступлю так, то стану для тебя не лучше тюремщика.
Его слова пробудили в Кестрель странное чувство. Арин сменил тон, и теперь в его голосе зазвучали озорные нотки.
— К тому же я тебя побаиваюсь.
— Неправда!
— Правда-правда. Я решил, что тебе не понравится, если за тобой будут гнаться. Знаю, что бывает с теми, кто тебя разозлит. А теперь тебе известна моя слабость, и ты точно начнешь запускать пауков мне под рубашку за малейшую провинность. Тяжело мне придется.
Кестрель возмущенно фыркнула, но почувствовала, что успокоилась. Напряжение, пронизавшее ее до костей, ушло. Она словно пила этот день, в котором смешались оттенки зелени, синевы и золота. Сильный конь, ровно шагавший по дороге. Шелест листвы, ветвей и побегов. Чужие руки, придерживающие ее в седле. Корни деревьев, выбивающиеся из-под земли. Слова теснились в горле, но на душе было легко и тепло, и это дало Кестрель силы заговорить.
— Ты сказал, что я пока не знаю, что заставило меня остановить Ланса у поворота к моему дому. А у тебя самого нет никаких догадок?
Арин помедлил, но в конце концов ответил:
— Нет. Я не задумывался.
— Ты всегда обо всем размышляешь.
Удивленный ее тоном, таким знакомым, Арин промолчал.
— Ну же, скажи, — попросила Кестрель.
— Я решил, что лучше не буду делать предположений. Для меня это… — Арин сделал паузу, — небезопасно. Когда дело касается тебя.
Они приближались к дому. Ехать было легко. Арин теперь держал повод в одной руке. Кестрель немного жалела Ланса, которому пришлось тащить на себе двойной груз. Нужно его наградить. Она знала, где хранят морковь. Но вскоре Кестрель откинула мысли об угощении и щетках для лошади и снова принялась перебирать картины, которые не желали ее оставлять. Развилка на дороге. Арин у ручья. Короткое воспоминание о том, как она впервые увидела его. Его нежелание поднимать взгляд. Лицо в синяках. Доспех из чистой ненависти.
— Я плохо с тобой обращалась, когда ты работал у меня? — спросила Кестрель.
— Нет.
— Я тебя била?
— Нет, Кестрель. К чему такие вопросы?
— Я помню синяки у тебя на лице.
— Это не ты. Ты бы так не поступила.
— Ну, — возразила она, — я ведь совсем недавно дала тебе пощечину.
— Это совсем другое.
Кестрель вспомнила чувство бессилия, охватившее ее в тот момент, когда она ударила его. Пожалуй, она понимала, о чем он говорит.
— Так какой я была, когда ты принадлежал мне?