Поцелуй смеющегося Будды
Шрифт:
Он отозвал собаку, подошел к лежащей на земле Сю Ин, небрежно пнул тело ногой. Обезумев от горя, я нагнулась, схватила с земли камень и решительно направилась к ним. Первым мои шаги услышал пес. Он повернул голову, глухо гавкнул, но с места без команды не двинулся, лишь внимательно смотрел на меня своими черными глазами. Морда его была в крови, крови Сю Ин. Несколько секунд мы были живой иллюстрацией к роману сэра Артура Конан Дойла «Собака Баскервилей»: вместо Девонширских болот — галечный пляж Гонконг-Айленд, баскервильского пса с неопознанной родословной заменил породистый доберман, ну а мне досталась почетная, но опасная «роль» сэра Генри Баскервиля.
«Рибок» тоже повернул голову и уставился на меня. Видимо, он меня не узнал, но на лице его появилась недовольная
Думать было некогда, надо было бежать… И тут вновь сыграла роль моя врожденная алогичность. Я уже упоминала выше, что в экстремальных ситуациях действую не так, как нормальные люди. Но пока именно это меня и выручало. Шансов уйти от полиции и компании господина У были нулевые, но, подобно сказочному Колобку, я «от дедушки ушла и от бабушки ушла». Правда, сейчас, похоже, наткнулась на лису…
Так или иначе, я не побежала на парковку, где меня поджидала красавица «субару». Вместо этого я припустила в сторону моря. Нужно быть очень крупным идиотом, чтобы лезть в воду, когда на флагштоке висит предупреждение об акулах. Но, повторяю, в минуты опасности мы с логикой существуем в параллельных мирах.
Помнится, сэр Генри бежал от собаки резво, но споткнулся. Мне же спотыкаться никак нельзя — в кустах не сидят Шерлок Холмс с доктором Ватсоном. До воды мы с доберманом добежали почти одновременно, но дальше начались чудеса. Я продолжала поступательно двигаться вперед, а вот собака встала на мелководье и протяжно завыла, завыла так печально, что я не выдержала и обернулась. Да она просто боится воды! Это прибавило мне энергии, а через пару шагов я уже смогла поплыть. Плыть в намокшей одежде и кроссовках было неудобно, но расставаться с одеждой мне не хотелось. Откуда-то возникла нахальная уверенность, что я выберусь живой из этой передряги, просто обязана выбраться — чтобы пойти в полицию и все рассказать, убийцы Сю Ин не должны остаться безнаказанными.
Внезапно вой стих, я перевернулась на спину, чтобы, продолжая плыть, выяснить намерения врага. На берегу произошли кое-какие изменения. Угрюмый тип, сообщник господина У, отозвал страдающего водобоязнью добермана. Но радоваться было рано: загребая гальку лапами и подняв тучу брызг, в воду влетел второй пес. Этот воды не боялся, он сразу прижал уши к голове и быстро поплыл в мою сторону. На спине от такого далеко не уплывешь, я перевернулась и поплыла кролем, прекрасно понимая, что сил надолго не хватит. Неторопливым брассом я бы могла уплыть далеко-далеко, куда пес не рискнул бы забраться. Но времени у меня почти нет, я не успею, он догонит меня раньше, остается только одно — из последних сил выгребать к щиту, потому что только там у меня появится преимущество.
Удивительно, но, когда никуда не торопишься, всегда успеваешь вовремя. Другое дело, когда отчаянно стремишься куда-то. Если бы я просто плыла к щиту, то, наверное, уже давно добралась бы до него. Сейчас же, несмотря на все мои усилия, спасительная платформа уплывала все дальше в море, как дрейфующая льдина.
Я не помню, как проплыла последние пятнадцать метров. Видимо, это было «на автомате». Вместо того чтобы немедленно взобраться на щит, я зачем-то поплыла вокруг, к той лестнице, которую не было видно с берега. Решение совершенно нелогичное: напрасная трата сил и времени. Только сейчас, по прошествии нескольких лет, я могу признаться, почему я это сделала. Я совершенно не боялась реальной угрозы — плывущего и стремительно догоняющего меня добермана. Была какая-то внутренняя убежденность, что с собакой я справлюсь. Но мысль, что меня могут пристрелить, как Чапаева, пока я тут барахтаюсь…
Собака нагнала меня, когда я протянула руку, чтобы схватиться за поручень. Сначала она ударила меня лапой по спине, ударила так сильно, что я ушла под воду. Внезапно я осознала, что этот маневр — мой единственный шанс на спасение. Не знаю, ныряют ли собаки, но вряд ли они могут надолго задерживать дыхание. Теперь надо вынырнуть, набрать побольше воздуха и опять «уйти на дно». Я отплыла пару метров
Нырнуть я не успела, только выставила вперед левую руку, чтобы защитить шею. Соленая вода притупила боль ровно настолько, чтобы я сохранила способность думать. Глубоко вздохнув, я ушла под воду вместе с доберманом, намертво прилипшим к моей руке. Свободной рукой я вцепилась в ошейник, стараясь не попадать на внутренние шипы, — это был «строгач». Собравшись с духом, я стала скручивать ошейник, стараясь пережать собачье горло. Пес вырывался, но никак не желал отпустить мое запястье. Я еще сильнее скрутила ошейник и… Получилось: полузадохнувшийся доберман разжал челюсти. Не обращая внимания на кровь, я продолжала душить собаку. Воздуха в легких оставалось совсем мало, в висках стучало…
Собака сломалась первой, она судорожно раскрыла пасть и хлебнула соленой воды. Враз потяжелевшее тело камнем пошло вниз.
Я где-то читала, что акулы чувствуют растворенную в воде каплю крови на расстоянии нескольких сотен метров. Здешние акулы книжек не читали, но кровь почуяли. Несколько серых теней уже кружили неподалеку. Мои познания по части акул были невелики: пара передач «В мире животных», посвященных морским хищницам, да знаменитый фильм Спилберга «Челюсти». Здешние «челюсти» были не в пример мельче, но зубы, надо полагать, имели не менее острые. Мысленно повторяя, что «они людей не трогают, если их не дразнить; в год регистрируется не более девяти случаев нападения акул на людей» (хотя, кто знает, может, в этом году акулы еще не выбрали свой лимит), я подплыла к щиту. Был соблазн немедленно на него забраться, в этом случае акулы остались бы с носом, но… Смущал человек, оставшийся на берегу. Вдруг он не боится полиции и начнет в меня стрелять? Я ухватилась за поручни металлической лесенки и забралась на верхнюю ступеньку. Скрючившись, чтобы меня не могли «застукать» с берега, я вытащила из воды укушенную левую руку (кровь, кстати, почти перестала течь, морская вода — хорошее кровоостанавливающее средство).
В глубине, насколько я могла рассмотреть, разворачивался очередной эпизод «борьбы видов за выживание», некогда толково описанный господином Дарвином. Мертвая собака медленно погружалась все глубже и глубже в воду, вокруг нее, не решаясь напасть, плавали озадаченные акулы. Наконец одна из них не выдержала: тело изогнулось буквой «S», хвостовой плавник напрягся, грудные ушли вниз — хищница приготовилась к атаке. Все произошло почти мгновенно: акула перевернулась на спину, раскрыла пасть и скользнула к мертвому телу. Сверху мне показалось, что она проплыла мимо, но появившееся кровавое облако убедило меня в том, что это не так. Обилие крови подействовало на остальных акул как наркотик, одна за другой они начали подплывать к темному, стремительно увеличивающемуся пятну. На всякий случай я подняла укушенную руку повыше, но акулам было явно не до меня.
Так я просидела около двух часов. Кровавое пиршество закончилось, милые зубастые создания уплыли в поисках новой добычи. Небо заметно нахмурилось, начал накрапывать мелкий, но от этого не менее противный дождик. От долгого сидения в неудобной позе затекла спина, сильно болела израненная рука. Еще пара часов — и я не выдержу: просто упаду в воду, и у прибрежных обитателей будет вкусный ужин. В конце концов, почему бы рыбам и не съесть меня? С их точки зрения, в этом присутствовала бы даже некоторая высшая справедливость: за несколько дней пребывания в Гонконге мы успели пару раз посетить знаменитый «рыбный рынок», а ведь у съеденных там рыб вполне могли оказаться родственники, жаждущие мести. Альтернативой рыбьей вендетте служило в лучшем случае плотное общение с господином У, в худшем — пуля в лоб. Хотя если принять во внимание характер вышеупомянутого господина, то пуля могла оказаться самым благоприятным и относительно безболезненным исходом.