Поцелуй стали
Шрифт:
— Я не знаю, что велит мне сердце, — ответила Онория, утирая слезы рукавом, но они все лились и лились. Вдруг камень на сердце превратился в ком в горле. — Он голубокровный. Вне закона, и у него больше дюжины трэлей. Он почти на полвека старше меня!
— Разве не ты сама всего несколько минут назад говорила мне, что это все неважно? В чем же дело? Чего ты боишься?
Всего. Онория прижалась лицом к плечу сестры, пока ком в горле рос, грозя удушить.
— Не знаю, что со мной не так. Я не понимаю, чего боюсь, — прошептала она.
Улыбка заиграла
— Ничего смешного, — пробурчала Онория.
— Я знаю, что не так: ты не можешь этим управлять. Своими и его чувствами. Вот, чего ты боишься.
— Все не так просто. Допустим, он мне нравится — а что, если я ему нет? Что, если….
— Я вполне уверена, что ты ему небезразлична. Для такой разумной дамы ты несешь жуткую чушь.
— Лена, тебе это слишком нравится.
— Конечно, нравится. Нечасто мне выпадает возможность видеть тебя в растерянности.
— Я не в растерянности. — Поток слез стих. Странно, но Онор почувствовала, как напряжение немного спало.
— А вот и да.
Онория хотела возразить, но промолчала. Лена права. Онор сама не своя из-за мужчины. И неясно, почему. «Потому, что Блейд тебе не пара. Потому, что он может разбить тебе сердце. Потому, что он тебе нравится». Онория не стала развивать мысль, зажмурилась и глубоко вздохнула.
— Так, давай рассуждать логически, раз уж тебе это так нравится, — предложила Лена. — Сначала этот мужчина платит тебе целое состояние за согласие стать его трэлью, хотя мог бы отдать значительно меньше. Потом ставит ночную охрану у нашего дома по ночам, и, судя по рассказам соседей, в трущобах только мы пользуемся такой привилегией.
— Ты обсуждала его с соседями? Только не это! — воскликнула Онория.
— Да, обсуждала. В-третьих, предположим, ему просто хочется затащить тебя в постель. Любой мужчина сделает все и даже больше ради траха.
— Лена!
— Но он тебя не брал. — Лена выгнула бровь. — По крайней мере, я так думаю.
Онория покачала головой.
— Получается, его интересует что-то другое. Ты ему нравишься. — Тут Лена заговорила, как обычно, и закатила глаза: — Хотя бог знает, почему.
Онория хлопнула сестрицу по руке. Кожа на щеках натянулась и высохла, будто по ним не слезы катились, а песок.
— Все не так просто.
— Ты слишком много думаешь. Не размышляй, а действуй.
— Но что делать?
— Все, что придет в голову, когда ты его снова увидишь. Во всяком случае, ты его определенно удивишь.
Онория представила, как прижмет Блейда к стене и поцелует. Вот это его точно шокирует. Она держала господина на расстоянии несколько дней. Несмотря на раздрай в душе, Онор не могла не рассмеяться, представив выражение его лица.
— Ты неисправима.
— Но я намного умнее тебя, когда вопрос касается дел сердечных, — возразила Лена.
Онория готова была задушить сестру или обнять. Но лишь улыбнулась в ответ:
— Спасибо.
— Не за что. Бог свидетель, как приятно иногда самой что-то посоветовать, а не выслушивать нотации. — Лена повернулась,
В миске было совсем немного супа, едва ли достаточно, чтобы накормить человека, но Онория знала, что брат и столько не съест. Мысль вернула ее с небес на землю. Щеки болели, словно с непривычки. Давно она не смеялась.
А ведь раньше было иначе. Столько всего вызывало у нее улыбку. Онория с грустью провела пальцами по спинке стула, пока Лена грела суп для Чарли.
Нет времени улыбаться. Время. Онор чувствовала его тяжесть на своих плечах, словно попала в ловушку на дне песочных часов, и каждая песчинка приземлялась прямо на нее. Ей надо управиться поскорее, пока этот песок не похоронил ее заживо.
Онория вздохнула и снова села, придвинув отцовский дневник. Она едва могла соображать из-за всех сегодняшних открытий. Когда это Лена стала такой мудрой?
«Сосредоточься, думай о записях, о недуге. С Блейдом разберешься вечером, когда будет время», — решительно приказала себе Онория.
Отцовский код было сложно расшифровать.
«Подопытный номер двадцать семь показывает невероятные признаки улучшения, такие же, как у номера девять и пятнадцать, — поспешно корябала Онория. — Ему вводили тот же антидот, что и другим в этой группе, так что, похоже, дело в другом. Если, конечно, он сам по себе не отличается от остальных и из-за этого выказывает другую реакцию. Среди переменных коэффициентов еда, сон, физическая нагрузка, количество солнечного света в камере. По моим расчетам, параметры едины. Каждому заключенному выдается ровно по четверть пинты крови в день, разрешается пятнадцать минут погулять во дворе, и их будят ровно после восьми часов сна. Да и освещение у них примерно одинаково. Так в чем же отличие? Что у этих троих общего, что выделяет их среди оставшихся?»
Онория зачеркнула последнее слово и уставилась на листок, пытаясь вспомнить расположение камер и номера безымянных заключенных, глядевших на нее через прутья.
И тут Лена закричала.
Глава 18
Суп расплескался по всему полу. Лена, застыв, стояла посреди комнаты.
— Чарли? — прошептала она.
У Онории перехватило дыхание, пальцы сжались на дверной ручке.
— Прости, — прошептал Чарли. По лицу его стекали слезы, смешиваясь с кровью на губах. — Мне очень жаль. Я не мог… Просто не смог остановиться.
Взгляд Онории метнулся к окровавленным простыням и месиву, в которое превратились его запястья. Она нерешительно шагнула в комнату, ощущая, как та начинает вращаться вокруг нее. Зрачки Чарли были почти полностью черными.
— О господи, — прошептала младшая сестра.
— Лена, принеси тряпку.
Чарли отодвинулся к изголовью:
— Ближе не подходи. — Его ноздри раздувались.
На деревянном ящике, служившем прикроватной тумбочкой, стоял флакон коллоидного серебра. Онория нервно прикусила губу, поглядывая на него.