Поцелуй теней
Шрифт:
– Как ты думаешь, что нам следует сделать с нашим непослушным Холодом? – спросила она.
– Велеть ему пойти и переодеться в эту одежду, – ответила я.
Она еще оттянула ему голову назад, пока позвоночник не прогнулся. Я знала, что еще чуть-чуть – и шея хрустнет.
– Вряд ли это достаточное наказание, племянница. Он ослушался моего прямого приказа. Это недопустимо.
Я попыталась придумать что-нибудь, что Андаис понравится, но будет не слишком больно для Холода. Но в голове было пусто. Никогда я не умела играть в эту игру... но тут мне пришла
– Ты сказала, что мы больше не будем играть в игры сегодня, тетя Андаис. Ночь коротка.
Она выпустила Холода так резко, что он хлопнулся на четвереньки и остался стоять на коленях со склоненной головой, и волосы скрывали его лицо своевременным занавесом.
– Да, я сказала, – произнесла Андаис. – Дойл!
Дойл подошел с поклоном:
– Да, миледи?
Она посмотрела на него, и взгляда хватило. Он рухнул на колено. Плащ обливал его, как черная вода. Дойл стоял рядом с Холодом на коленях почти вплотную.
Она положила руки на головы обоим, на этот раз легким прикосновением.
– Какая красивая пара, тебе не кажется?
– Да, – ответила я.
– Что да?
– Да, они действительно красивая пара, тетя Андаис.
Она кивнула, будто удовлетворенная.
– Я даю тебе поручение, Дойл, отвести Холода к нему в комнату и проследить, чтобы он надел то, что я для него сшила. В этой одежде и приведи его на пир либо отправь к Езекиалу на пытку.
– Как пожелает повелительница, так поступаю я.
Дойл встал, увлекая за собой Холода. Они оба двинулись к дверям, склонив головы. Дойл метнул на меня взгляд, уходя. Может быть, извинялся за то, что оставил меня с нею, или предупреждал о чем-то. Я не смогла понять. Но он вышел, унося с собой мой пистолет за поясом. Я бы предпочла, чтобы пистолет остался у меня.
Рис вошел и встал у двери, будто там был его пост. Андаис смотрела за его передвижением, как кошка наблюдает за птицами, но сказала очень мягко:
– Подожди за дверью, Рис. Я хочу говорить со своей племянницей наедине.
На его лице выразилось удивление. Он глянул на меня, и выражение лица было почти такое, будто он спрашивал моего разрешения.
– Делай, что тебе сказано – или ты хочешь составить другим компанию в мастерской Езекиала?
Рис наклонил голову:
– Нет, миледи. Я поступлю так, как мне велено.
– Выйди вон, – сказала она.
Он еще раз глянул на меня, но закрыл за собой дверь. В спальне вдруг стало очень, очень тихо. И в этой тишине отчетливо прозвучал шорох тетиного платья, будто шелестели сухие чешуйки большой змеи. Она отошла в дальний угол комнаты, где лестница вела к тяжелому черному занавесу. Она отдернула его в сторону, и там открылся тяжелый деревянный стол с резным креслом по одну сторону и табуреткой по другую. На столе была расставлена шахматная партия, увесистые фигуры вытерты столетиями прикосновений, передвигавших их по мраморной поверхности. В этой мраморной доске буквально были протерты борозды, будто дороги, протоптанные множеством ног.
Возле закругленной стены большой ниши стоял деревянный оружейный шкаф с винтовками и пистолетами.
– Я смотрю, ты не изменила своим увлечениям.
Я постаралась произнести это небрежно, но голос меня выдал. Иногда, когда она отодвигала занавес, происходила игра в шахматы. Иногда – нет.
– Проходи, Мередит, садись. Поговорим. – Она села в кресло, перебросив трен через подлокотник, чтобы не помять. Мне она показала на табурет. – Садись, племянница, я не буду кусаться. – Она улыбнулась, потом резко и коротко рассмеялась. – Во всяком случае, пока.
Это было самое близкое к гарантии безопасности – временной, – на что я могла рассчитывать. Я присела на высокий табурет, упираясь каблуками для равновесия. Наверное, иногда тетя Андаис выигрывала партии просто потому, что у ее партнера спина отказывала.
Я тронула край мраморной доски.
– Отец учил меня играть на точно такой же доске, – сказала я.
– Излишне напоминать мне еще раз, что ты – дочь моего брата. Я не собираюсь сегодня причинять тебе вреда.
Я погладила доску и подняла взгляд на Андаис, на ее вежливые непроницаемые глаза.
– Быть может, я была бы не столь осторожной, если бы ты не говорила "Я не собираюсь сегодня причинять тебе вреда". Если бы ты сказала просто "Я не собираюсь причинять тебе вреда".
Я это произнесла с интонацией полувопросительной.
– О нет, Мередит. Это было бы слишком близко к лжи, а мы не лжем – впрямую. Мы можем говорить до тех пор, пока ты не начнешь думать, что черное – это белое, а луна сделана из зеленого сыра, но мы не лжем.
Я произнесла как можно ровнее:
– Следовательно, ты планируешь причинить мне вред, по только не сегодня.
– Я не сделаю этого, если ты меня не вынудишь.
Я посмотрела на нее, наморщив лоб:
– Я не понимаю, тетя Андаис.
– Ты никогда не задумывалась, почему я для своих красавцев-мужчин установила целибат?
Вопрос был настолько неожиданным, что я вытаращилась на нее и так просидела пару секунд.
– Да, тетя Андаис, задумывалась.
Вообще-то уже столетиями многие голову ломали: почему?
– Много веков мужчины нашего Двора рассевали свое семя вдаль и вширь. Стало много полукровок и мало чистокровных фей. Поэтому я заставила их сберегать свою энергию.
Я уставилась на нее:
– А почему тогда не дать им доступ к женщинам Высшего Двора?