Поцелуй Валькирии-2. Две разные войны

Астромерия

– Что они вообще тут делают? – я повернулся к Милли. Та посмотрела на дверь.

– Ты не запер… Они минуты две тут стояли, пока ты… - она внезапно осеклась.

– Пока я что? – возникло подозрение, что отключение мое от реальности – ее лап дело.

– Ничего, неважно… - она помолчала несколько секунд. – Просто я знаю, какой ты замкнутый и все держишь в себе. Ну я… Прости… Я хотела тебе помочь… - виновато затараторила кошка.

– Милли… - я уже знал, что строгий взгляд –

и она во всем сознается.

– Ты… В общем, ты плакал и шептал имя Кэтти, когда они зашли… Дамблдор и МакГонагалл… – “просто замечательно! Просто превосходно! Интересно, завтра будет соболезнование типа «какое горе!»?”

Милли в ту ночь заставила меня лечь спать. Наверное, если бы не она, я бы так и держал все в себе, от чего боли становилось бы только больше… Уснуть я не смог бы, поэтому просто прилег, не снимая даже мантии, взгляд упал на камин. Вспомнилась моя первая ночь в ее компании – когда впервые я уложил ее, уснувшую на отработке, у себя. Наш с ней первый мимолетный поцелуй, и мое признание… Этот маленький ураганчик принес жизнь и счастье, показал мне, что значит взаимная любовь…

При воспоминании о том, как сначала мы скрывали свои отношения, я горько усмехнулся. Она мечтала о том, что окончит школу и мы всем все расскажем. А вместо этого вернулась Лестрейндж. И… Я ненавидел Беллатрису сейчас еще сильнее, чем раньше. Это была ее Авада. Это ее палочка, всего один взмах, лишил меня смысла жизни, лишил меня моего маленького и очень эмоционального счастья. Я вспомнил и ту ночь, когда сбежал Хвост и проклял ее, и все счастливые моменты с моей девочкой. И ее письма… Рука сама потянулась к папке с ее письмами и несколькими рисунками. Некоторые их них показывали меня или нас вместе. Она не хранила их дома из-за Гарри и некоторых других, кто ничего не знал.

“Любимый! Прости, что не написала ни строчки за целых две недели… Просто у нас шли дополнительные занятия и не хватило времени. Но ничего, летом, обещаю, приеду и мы с тобой побудем наедине. Я по этому ужасно скучаю…”, - начало одного из ее весенних писем. Март. Так недавно и так давно… И подпись «Я люблю тебя… Твой Совенок». Такая ласковая кличка ее анимагической сути. Это она ввела для себя такое «имя». Я, если упоминался по «имени», был как «Принц». Опять же идея моей малышки. А я не возражал. Осознание того, что больше она мне не напишет, ужасная боль в душе… По щеке снова потекла слеза, и я ощущал это откуда-то со стороны…

– Перестань себя так мучить! – внезапно уселась мне на грудь Милли. – Я тут подумала. Она же валькирия и дар не отдала. Она вернется!

– Ты так думаешь? – я перевел взгляд на кошку.

– Я знаю! Не хочешь – не верь. Но она вернется!
– слова Милли запали в мое подсознание и я и сам задумался о них… А потом и поверил. Что Кэтрин жива и я снова ее увижу. В это же верил и Поттер. В Литтл-Хэйминге, куда на следующий день я нанес визит, хотел поддержать Тома. Отец моей невесты, не молодой уже, я немного переживал за него. Все же он стал для меня весьма важным человеком. Кэтти связала нас с ним. Она была нужна и дорога нам обоим. Нужна как сама жизнь… Но он вполне разумно лег в больницу, хотя, думаю, идея то скорее была Блэка или Римуса.

Ревела больше всех Грейнджер, вот там действительно лились слезы непрестанно. И я

мог ее понять, в первый вечер после этой новости мне просто хотелось закрыть глаза и больше не открывать… Или уйти следом за Кэтрин, или… Просто не хотелось жить. Но после слов Милли я всей душой желал верить в обратное…

========== Любовь сильнее чем боль… (Снейп) ==========

А двое суток спустя я увидел ее живой и невредимой. Почти невредимой. Я все же нашел в себе силы, когда Метку ожгло, пойти к Темной Леди. Она сбежала из Министерства с Долоховым, Сивым и еще парочкой тех Пожирателей, кто там был.

С кем она сбежала, стало ясно после газетных новостей о том, что случилось. А многие там попросту не были. Например, как я, хотя о последнем я ужасно жалел. Что меня не было рядом в тот миг…

Белла находилась в какой-то дыре, в захолустном городишке, в заброшенном доме. Было еще довольно светло, когда я оказался на месте и пересек заросший травой двор. А в доме ждал сюрприз. Одновременно счастливый и ужасный…

– Северус, ты ж смотри, кто нам попался! – радостно объявил Антонин, выйдя мне навстречу.

– Кто? – поднял я на него глаза. Хотелось убить на месте. А я натянул улыбку до ушей, показывая, как я ему рад, после всего… Я снова играл. Во имя Кэтти и для ее брата. Увидев то, как переживал ее смерть Гарри, я вдруг стал лучше относиться к нему. Не сравнивая с Джеймсом. Гарри был совсем другим… И я видел, как больно было парнишке, он едва ли любил ее меньше, чем она его…

– Смотри. Это шикарно! – сияя от радости, Антонин провел меня в гостиную, с покрытой чехлами мебелью. Один из диванов был освобожден от покрывала, и на нем восседала Лестрейндж. Вполне довольная жизнью… И это после того, как убила человека, бывшего для нас троих смыслом жизни. Я с каждым годом все сильнее ненавидел ее, хотя внешне боготворил. Сначала делал это ради Лили, затем во имя ее памяти, потом для Кэтрин.

“А теперь… А теперь я буду делать это для самого Гарри. Он брат моей любимой девушки, тот, ради кого она готова была сделать, что угодно. И кто, наверное, сильнее всех остальных там, в Литтл-Хэйминге, испытывает боль…”

После слов Милли я попытался внушить ему надежду, что Кэтрин вернется.

“Но удастся ли? Не знаю…”

Итак, Лестрейндж сидела на диване. С усмешкой на губах. А у дивана на полу съежилось что-то маленькое, в черных джинсах и свитере. Белла направляла на этого человека палочку, вызывая Круциатус.

– Северус пришел! – заявил Антонин. Беллатрикс опустила палочку, ее жертва встрепенулась и подняла голову… Я встретился глазами с… Кэтрин?! Нахлынувшие на меня чувства невозможно описать… Одновременно счастье, подлинное, ведь она была жива! Недоумение – как такое возможно? И испуг – учитывая, где мы находились. Все вместе эти чувства образовали какую-то неописуемую гамму эмоций и ощущений. Но после первой минутной радости страх за ее жизнь стал сильнее.

Кэт выглядела усталой, но вполне живой. Растрепанные волосы, разбитый уголок губы, синяк на щеке. Ее били? Им пыток мало?! И все же я был счастлив увидеть ее. Целой. Живой, самое главное – живой.